Бел-горюч камень | страница 111
Часть третья
Утро туманное
Глава 1
Долго растут яблочные сады
Двухэтажное здание женской семилетки[62] отапливалось печами. Зимой в школе было так холодно, что в непроливайках то и дело замерзали чернила, а студеные металлические ручки, с пером на одном конце и грифелем на другом, обжигали пальцы. На уроках чистописания ученицам велели, как в начале учебного года, пользоваться карандашами. Мучение с кляксами отдалилось до весны, и девочки тихо радовались. Им разрешили не снимать пальто. Учительницы ходили в перешитых из шинелей крашеных жакетах и юбках. Педагоги-мужчины, почти все бывшие фронтовики, носили военные кители, а директор – пиджак из серой диагонали. Только физик, человек до крайности рассеянный и самозабвенно влюбленный в свой предмет, щеголял в кокетливой трикотажной кофте цвета беж с узорной вставкой на лифе. Дамская кофта, очевидно, досталась ему по одежному ордеру вместо свитера. Выглядел физик в ней более чем странно, что, говорят, не способствовало идеальному поведению старшеклассниц на его уроках. Впрочем, в суровом, по-солдатски строевом режиме учебного заведения минуты незапланированного веселья выдавались редко.
Весело и беспокойно стало, когда девочки и мальчики стали учиться вместе. Класс потеснили новые парты. Мальчишки носились по коридорам как угорелые, играли в чехарду, чур-не-голю, шумели и вообще всячески портили дисциплину. Мамы девочек на родительском собрании грозились написать жалобу в гороно по поводу «варварского поведения особей мужского пола». Родители мальчиков обещали принять меры.
Собрание проходило в Сталинском актовом зале, который учительница первоклашек в этот раз почему-то назвала Ленинским. Мария заметила: вместо фотографии Сталина с бурятской девочкой Гелей на руках и растяжки с благодарственным текстом о счастливом детстве зал украсился портретами русских ученых и писателей.
На первый взгляд мало что поменялось после самого большого события прошедшего года. Большинство законопослушных граждан, битых чужим горьким опытом, продолжали смотреть на «врагов народа» сквозь призрачную стену отчуждения. Сослуживцы не изводили Марию любопытством и, как правило, не затрагивали в беседах с ней опасных тем. Начальник, напротив, имел привычку с убийственным пафосом разглагольствовать о справедливости сталинской политики, мстя подчиненной за неотзывчивость к попыткам наладить неофициальные отношения. Но вскоре множащиеся приметы наступления нового времени и мрачное угасание начальственных восторгов укрепили в Марии надежду на освобождение. Газеты начали туманно намекать о допущенных в недавнем прошлом ошибках и перегибах власти, избегая, впрочем, имени главного виновника этих ошибок и перегибов. Содержание передовиц сохранилось неизменным, если не считать того, что фамилия покойного вождя в хвалебных абзацах постепенно сменилась на коллективно-бесстрастный ЦК КПСС.