Мимо проехала «Скорая». Витька бросился наперерез, но «Скорая» не остановилась. Остановился «Пассат» с голубыми ментовскими номерами. Из него вышел толстяк с добрым лицом, осмотрел место и посоветовал запихнуть мужичка в тачку и везти в «Склиф».
– Дадите денег и свалите, – посоветовал толстяк.
Мы уже было начали ворочать тело, как притормозил еще кто-то. На этот раз оказалась девушка. Она представилась врачом и посоветовала мужичка не трогать, так как он может окочуриться в дороге.
Тем временем истерика отступила, и Витька даже подложил под лысую голову свою куртку. Я почувствовал, как ему неприятно трогать эту голову, тем более что изо рта у мужичка поползла розовая струйка.
Дальше события пошли по отлаженному сценарию. Были менты с автоматами, которые долго искали у мужичка документы. Он оказался Иваном Пургиным из Матвеевского. Был врач, которому пришлось сунуть тысячу, чтобы он записал в протоколе, что Пургин был пьян, хотя Пургин и в самом деле был пьян. А еще я вместе с усатым капитаном и понятыми измерял место аварии рулеткой.
Несколько часов мы проторчали в холодной комнатушке в ожидании протокола. Вместе с нами маялась парочка наркоманов с лицами, покрытыми бурыми прыщами. Один говорил, что его надо отпустить, потому что он болеет туберкулезом. Другой, с еврейским страдальческим лицом и длинным носом, плаксиво просил сигарет. Широкозадые гаиш– ники грубовато шутили, но в целом вели себя дружелюбно.
Были еще какие-то протоколы, подписи и дискуссии. Витька сожалел, что мужичок своим телом помял капот джипа. Я думал, что ни в какой клуб мы уже не успеем, да и танцевать расхотелось.
Когда, уже под утро, мы ели хот-доги у подножья высотки на Смоленской, я вспомнил, как летом Витька назвал нас обоих подонками. Тогда это было модное словечко, обозначающее молодых негодяев, прожигателей жизни, не отягощенных буржуазной моралью. Летом я был с Витькой не согласен и теперь не согласен, мы не подонки, мы просто люди. Обыкновенные люди.
Бабушка умерла. Родственники не сильно переживали – бабушка была очень старой. Все, кто знал бабушку близко и любил ее, давно были на том свете, а молодые не сильно переживали. Для молодежи бабушка была чужой. Старость часто делает людей чужими.
Уйдя в мир иной, бабушка освободила для меня прекрасную квартиру в доме советских патрициев. Я расхаживал по огромной лоджии, осматривал роскошный вид на город и предвкушал, как мои подруги будут падать в обморок, оказавшись здесь. Оставалось только похоронить бабушку.
