– Щас кочергой… – пообещал Миленький.
– Ну смотри, тебе жить. – Спиридонов плюнул под ноги и вышел из будки.
Какое-то время внутри было глухо, как в гробу, только будильник тикал. Наконец, дверца шкафа со скрипом отворилась, и Таська вылезла на свободу.
– Слышь, а что здесь такое было-то? – спросила она у хозяина.
– Да так, хмырь этот гэбэшный в душу насрать приходил, – ответил Миленький и начал собирать работы, раскиданные по всей халупе.
– А зачем он фотки твои купить хотел? Срамота же. Ну, – Таська спохватилась и решила смягчить критику, – рисуешь-то ты в сто тысяч раз лучше!
– Дура! – окрысился Миленький. – Американцы приезжают на майские праздники, вот этот пархатик и хочет фарцануть предметами современного массового искусства.
– Что?! Американцы?! И ты так спокойно об этом говоришь?!
– А что, они не люди, что ли?
– Да при чем тут люди?! Ну покажи ты им свои работы, они же их с руками оторвут!
Миленький отмахнулся от Таськи, как от назойливой мухи:
– Да чего они могут понимать? Чего ты сама понимать можешь?
– А я много чего могу понять! – вспылила она. – Я Тышлера могу понять, и Филонова, и Малевича! У меня папа не только стилягой в юности был, он у меня еще искусствовед по образованию!
– Нет у нас искусствоведов! – крикнул Миленький. – Они все на бульдозерах работают!
– Так вот же! – Таська чуть не плакала от обиды. – Судьба тебе шанс дает: соберись, приведи себя в порядок! Приедут американцы, ты им покажешь свои работы, а они тебя к себе позовут! Это же раз в жизни бывает: из помойки в цивилизованный мир!
Миленький только морщился и небрежно рассовывал свои работы по ящикам. Остатки – наброски, почеркушки и прочее – он просто утрамбовал как попало в авоську и засунул в верхний ящик комода.
– Ну ладно, тебе наплевать! Всем наплевать! Но мне-то не наплевать! Мне папа все уши прожужжал: надо бежать, надо бежать, здесь скоро будет катастрофа. Он меня этой америкой-европой травил-травил и добился своего. Я английский и немецкий лучше русского знаю, мне тут уже давно не по кайфу жить. Насрать тебе на себя, так ты меня пожалей: уедем вместе в Америку, а потом возвращайся в свой Зажопинск!
Миленький достал из комода бутылку с мутноватой жидкостью, откупорил – и в воздухе запахло сивухой. Огляделся в поисках тары, схватил кювету и наполнил до краев.
– Да ты меня слушаешь, нет? – крикнула Таська.
– Вали отсюда, – сказал Миленький. Перед ним сейчас стояла задача, как выпить, не пролив ни капли. Подумав немного, он наклонился к кювете и отчурскал с краю.
