— Да перестаньте вы плакать! — сказал Чэнь Синь и поднялся из-за стола. — Мама, не нужна мне эта квартира, и жениться я не собираюсь. Для нас, бригадников, уже и того достаточно, что в Шанхай смогли вернуться!
Мама зарыдала еще горше. А невестка бросила на него быстрый взгляд — и рыданья ее стали чуть глуше…
Вечером, когда все уже улеглись, Афан, с папиросой во рту, зашел в пристройку и сказал Чэнь Синю:
— Ты уж не сердись на жену: у нее ведь только характер такой, а сердце доброе. Когда мы поженились, у меня никаких сбережений не было, только кровать одну и купил. А она и не думала обижаться. Эти несколько лет мы на всем экономили. Зато мебель купили, комнату отделали, вот она и довольна теперь, чувствует, что не зря мы с ней столько лет мучились. Ну и, само собой, очень ей хочется все это сохранить. А сердце у нее доброе, она и сама говорит, что надо бы полкомнаты младшему брату уступить, да вот только все не решится никак, ну а я потихоньку ее уговариваю…
— Ладно, брат, хватит об этом, — оборвал его Чэнь Синь. — Я ведь тогда про квартиру не просто так, сгоряча, ляпнул — она мне действительно не нужна, честное слово. Так что скажи жене, чтоб не беспокоилась. Вот только делиться не надо. Маме больно будет: ведь старикам всегда хочется, чтобы сыновья и внуки дружно жили.
Афан заплакал и обнял его за плечи. Чэнь Синю тоже хотелось обнять брата, и все же он резким движением оттолкнул его от себя и нырнул под теплое одеяло: за десять лет жизни вдали от родных чувства его огрубели…
Да, в Шанхае и впрямь было непросто!
6
Последние события в семье выбили Чэнь Синя, привыкшего жить независимо и без лишних волнений, из колеи. На другой день у него был выходной, и он чуть свет, не позавтракав, никому ничего не сказав, вышел из дома. Ему захотелось отыскать где-нибудь место попросторней и немного пройтись. Он уже привык к северным просторам и всюду чувствовал шанхайскую духоту: высоченные здания преграждали доступ ветрам, от плотных людских толп воздух был спертым. Итак, куда же пойти? Пожалуй, на набережную.
Он сошел с автобуса и зашагал вперед — к берегу Хуанпу. Воды еще не было видно — только пароходы, большие и маленькие, стоявшие на причале. А на набережной зеленели деревья, алели цветы, старики занимались гимнастикой тайцзи[13], дети носились взад и вперед, молодежь гуляла и фотографировалась. Все это делало жизнь прекрасной и радостной, — и у него полегчало на сердце. Он перешел через мостовую и вышел к самой реке — вот она, Хуанпу, этот символ Шанхая. Только она была совсем не синей — как в его воспоминаниях или на картах города. Она была бурой, и от нее исходил смрад. А может, и на все в мире следует смотреть лишь издали, а если подойдешь поближе и вглядишься получше, тебя ждет разочарование.
