Ему было неловко признаться, что у него в этом деле есть личный интерес. Однако она давно поняла это.
– Морлак в самом деле герой, – продолжил Лантье. – Именно таким, как он, мы обязаны победой. Мне хотелось бы спасти его. Но против его воли это невозможно сделать, а он решительно жаждет вынесения приговора. Я не в состоянии понять почему. Вот поэтому я и пришел.
Она не мигая смотрела на него. Ждала продолжения.
– Могу я задать вам нескромный вопрос, который, однако, представляется мне важным?
Она промолчала, будто сочла, что он и не ждет ответа.
– Отец вашего ребенка – он?
Она знала, что он спросит об этом.
– Да, Жюль его сын.
– Но ведь ему сейчас три года, стало быть, его зачали… во время войны.
– Жак приезжал в отпуск, и все время, пока он был здесь, мы почти непрерывно занимались любовью.
Лантье почувствовал, что краснеет, но тема слишком его волновала, чтобы ему помешало такое препятствие, как стыдливость.
– И он признал ребенка в мэрии?
– Нет.
– Но ведь мог.
– Да, – сказала она.
– Но не сделал этого.
– Нет.
Лантье резко встал и направился к двери. На пороге он на миг задержался, тараща глаза, ослепленные солнцем. Малыш вернулся. Это был маленький мальчик в одежке, сшитой из лоскутков бурой ткани. Он поймал крота и тыкал его палкой, беззлобно, но и без жалости.
– Вы виделись после его возвращения?
– Нет.
– А ведь он вернулся сюда из-за вас.
– Не думаю. Если вернулся, то из-за своей фермы.
– Да только ноги его там не было! Он все это время жил в городе в меблированной комнате.
Эта информация фигурировала в рапорте, составленном в жандармерии. С тех пор как сестра Морлака вышла замуж, фермой управлял ее муж. Морлак даже не заглянул туда, чтобы повидаться. Он остановился в семейном пансионе под чужим именем, но хозяйка его тотчас узнала. Она отнесла эту странность на счет последствий войны.
– Я этого не знала, – повторила Валентина.
– А он не пытался увидеть сына?
– Насколько мне известно, нет.
– Но вы разрешили бы ему встретиться с мальчиком?
– Конечно.
– Я могу сказать ему об этом?
Она пожала плечами.
– Вы навестите его в тюрьме?
– Не знаю.
Было понятно, что Валентина думала об этом, и явно уже давно. Но что-то удерживало ее, а Лантье не хватало духу спросить ее, в чем дело.
Солнце нещадно палило. На обратном пути переднее колесо велосипеда то и дело виляло: Лантье едва крутил педали от усталости и жары.
Он корил себя за то, что не задал Валентине других вопросов.
* * *
Когда Лантье поставил велосипед во дворе гостиницы, колокола монастырской церкви пробили два часа. Он поднялся в свою комнату, чтобы наскоро привести себя в порядок и переменить рубашку. Потом он заглянул в обеденную залу, где повариха Жоржетта оставила ему обед. На столе на тарелке, накрытой белой салфеткой, он обнаружил кусок налима и пюре из черной моркови. Он машинально осушил пару бокалов бордо, что заставило его уделить полчаса сиесте.
