взобрался сюда, но ничего подобного мне и в помине не разглядеть… Разве что скамейки на той стороне? До чего же их много. Какой–то там тип размахивает карманным фонариком… Похоже, полицейский обход. Костер. Нищие попрошайки греются у огня… Блеснули фары автомобилей… Так–так, вон автомобили разъехались, теперь направляются к теннисным кортам. Ага, что это там такое сверкает? Ах да, ведь это машина, и в ней навалом цветов… С концерта кто возвращается или траурная процессия?
(Спрыгивает со скамейки и садится.) Вот и все, что я разглядел.
СТАРУХА. Какая чепуха! И чем здесь только можно плениться? Просто твоя душа не в состоянии жить без таких вот слезливых песенок, а за них, признаться, уж точно никто не даст и ломаного гроша.
ПОЭТ. Оттого я в жизни не посмею даже присесть сюда — на эту скамейку! И если мы с вами, госпожа, вздумаем рассиживать на ней, то для нас скамейка так и останется всего лишь самым обыкновенным трухлявым бревном. Зато стоит поблизости объявиться каким–нибудь там влюбленным — скамейка тут же превратится в самое прекрасное воспоминание их жизни. Нет, скорее она окажется волшебным троном, и в искрах света, повсюду разбрызгиваемых влюбленными, заблистает дивный радужный шлейф. Он окутает их неземной усладой… А когда сюда плюхнулись вы, госпожа, так скамейку тут же сковало холодом, точно в склепе, и она стала ступой — плитой для надгробия[1]. Так что мне нестерпима даже мысль об этом.
СТАРУХА. Да-а, глуп ты, я вижу, и совсем неискушен. Твои глаза не способны прозреть суть вещей. И что же, по–твоему, скамья оживает, пока желторотые эти щенки лапают на ней своих шлюх? Да не выдумывай. Они же совокупляются в самых обыкновенных могильных склепах. Смотри, до чего бледны их физиономии в зловещем мерцании уличных фонарей, а в глазах у этих самцов и самок застыла пустота. Разве они не похожи на трупы? И занимаясь своими шашнями, они обречены медленно гнить, мучая и терзая друг друга. (Принюхивается.) Ах, как потянуло цветами. До чего же сильно разит по ночам от этих цветочных клумб. Совсем как в могильных склепах. Твои любовнички один к одному мертвецы: их и погребли вот в этих ночных ароматах цветов… Живы–то только мы с тобой.
ПОЭТ (смеется). Ну и шуточки у вас. Почтенная госпожа уверяет, что она, мол, жива, а те, на скамейках, нет.
СТАРУХА. Вот именно. Всего лишь года одного мне не хватает до ста, а на здоровье я пока не жалуюсь.
ПОЭТ. То есть как это года не хватает до ста?
