— Мама… — сказал я. — Я ничего не помню. У меня память другого… Я только тебя помню. А имени — не помню!
Я почувствовал боль обоих родителей. Отец отпустил меня и, взяв за плечи, развернул к себе так, что мы втроём образовали очень тесный круг.
— Познакомься, сын! Твоя мать — Деметра Паркинсон! — сказал он с улыбкой.
— Твой отец — Дейвус Питер Паркинсон! — с сияющим лицом сказала мама.
Паркинсон! Точно, я же видел его в школе и, как назло, с одной из тех немногих девушек, которые мне нравились. Кстати, даже несмотря на совершенно невыносимый характер Персефоны. Обломись, Поттер, Панси — твоя сестра! Хм… А мне ещё в этом году предстояло сказать, что она похожа на мопса. Неправда, конечно. Панси — миленькая девочка! Только злобная очень, причём по отношению именно к Гарри Поттеру почему-то. Кстати, о Гарри Поттере.
— Мама, папа, я прошу прощения, но я и своего имени не помню…
— Алексиус Паркинсон, — незамедлительно отозвался отец.
— Алекс, Лекс, Лексус, — добавила мама, явно смакуя имя своего сына на языке.
Наконец-то, они смогли нас отпустить — меня и того самого Лекса, при этом не сильно придушив. Как можно описать это безмерное счастье человека, точнее, в чём-то даже ребёнка, которым я, конечно, уже перестал быть в тот момент, когда Сириус сказал мне: “Ну, ты же — мужик!” Отец позвал деликатно удалившихся, точнее, бесцеремонно вытолканных леди Гринграсс гостей разделить радость с нами. Пераспера тут же начала обниматься с мамой, которая, тем не менее, так и не отпустила моей руки, а папа сначала пожал руку Бродяге, а потом, не выдержав, попытался раздавить ему рёбра, на что тот ответил радостным кряхтеньем.
— Сириус, большое тебе спасибо, что ты вернул нам сына! — сказал он.
— Заботиться о крестнике — мой долг! — заявил Сириус. Папа кашлянул в кулак и переглянулся с Дэниелом. — Что такое, Дэйв? Я что-то не то сказал?
— Прости меня, Сириус, но Дэниел и Пераспера — крёстные Алекса.
Бродяга разинул рот, и я вступился за вожака, для начала тоже кашлянув.
— Ты что-то хочешь сказать, Лекс? — спросил отец.
— Да. Сириус Блэк до сегодняшнего дня был единственным моим родным человеком, он заботился обо мне, любил и защищал…
Кулак ко рту поднёс Гринграсс, но, увидев улыбку отца, кашлять не стал:
— Алексиус, мы с Перасперой знали тебя с пелёнок и до самого момента твоего исчезновения, которое для нас тоже было жестоким ударом, — покачав головой, он пресёк пою попытку открыть рот. — Нам обоим было бы очень приятно, если бы мы тоже были твоими крёстными, — он сделал ударение на слове “тоже”.
