А этот паренек взял слово на общем собрании. Ну, извинился: ему надо не говорить, а внимать, но у него есть оправдание — свежий взгляд, вот этим взглядом он и хочет поделиться.
— Первое: почему диспетчер грубит больным? Ночью и особенно к концу смены с больными разговаривают недопустимо. Несколько раз на вызове, вместо того, чтоб лечить, я долго успокаивал больных. Так они были накалены.
Наша бедная Зина пошла пятнами — так неожиданно было нападение Сергея Андреевича. Она ему как раз симпатизировала, даже щадила, а он налетел на нее.
И это была смелость с его стороны. Диспетчеров мы все побаиваемся, стараемся с ними не ссориться. Многие даже и заискивают. Что и понятно: от диспетчера зависит — послать тебя ночью на соседнюю улицу или в район за тридцать километров. И тут не нужно излишне геройствовать: как ни относись к работе, а все же ночью каждому больше нравится сделать ближний и легкий вызов, а не дальний и трудный. Все понятно.
Спорить с диспетчером — плевать против ветра. У нее так много маленьких хитростей, что ты всегда будешь стороной проигравшей. Если диспетчер тебя не взлюбит, тебе придется плохо. Твоя очередь ехать, вызов легкий и близкий, так она его чуть придержит до следующего вызова, и если он будет дальним, непременно всучит тебе, немилому, а на ближний пошлет того, кто ей симпатичен.
Вот так впрямую ругать диспетчера — отвага немалая. Ну, начальство ругает постоянно, это и понятно, грубость — бич повсеместный, диспетчер — зеркало «Скорой помощи», все так, но чтоб ругали свои же — это бывает редко.
К тому же все понимают, что работа диспетчера очень трудна. Тут и бесконечные розыгрыши по телефону, и ложные вызовы, и заигрывание молодых ребят с помощью матерных анекдотов, и немотивированная грубость, и пьяные — всего хватает.
Алферов похвалил Сергея Андреевича:
— Все верно. Сергей Андреевич говорит правильно: у нас диспетчера сильные, но грубоватые.
Но, оказывается, Сергей Андреевич только брал разгон.
— Второе: у нас плохие отношения между сменами. Дважды я сталкивался с тем, что один врач оговаривал другого в глазах больного. А меня учили уважать монолитность нашего клана. И, наконец, главное: что у нас происходит с лекарствами, Олег Петрович?
— Конец месяца. Лимиты. Все же сами знаете, — сердито ответил Алферов.
— А я как раз не хочу этого знать. Мое дело — лечить. А уж обеспечить меня необходимым — ваше дело. Сегодня ночью поехал на сердечную астму. Кислорода нет. Морфия нет. Лазикса нет. Чем лечить?
