— Уйми брата. Срамно слышать. В церкви служба Божья идет, а он, как некий, ущемленный праведником, воет.
Аникита отвечал:
— Нам тяжелей всех. Страждет.
А протопоп:
— Если страждет, надо Бога молить. Надо над ним творить заклинания страшные по Петр-Могилину требнику.
Творил протопоп и заклинания, сам трясся, перечисляя смрадные имена духов нечистых, а Семен Егорыч по-прежнему выл и рыкал.
Так смутно, мерзко и срамно стало Аниките от братнего рыка, что помышлял уж он в себе: «Прекратить бы рык. От угара бывает смерть легкая и простая». Одно смущало Аникиту: а вдруг и угар не сведет Семена Егорыча с порога?
Тогда случилось самое простое дело.
Пришел во двор к Малолетновым пасечник, древний дед, прежний пестун Семена Егорыча, принес, как всегда приносил, янтарного меду к первому Спасу, на разговенье, вошел к Семену Егорычу, посмотрел на него, послушал его рык, ничего ему не сказал, а Аниките молвил нáстрого и нáпросто:
— Держит бес порожный его душу на порожном томлении.
Рассердился на деда Аникита Егорыч:
— Знаем, что держит. А чем его вызволить?
— А ты не сердись, — дед отвечал. — Дело это простое. Ему и рык и вой дан, а голос у него отнят. Нужно ему голос вернуть.
Совсем осердился Аникита Егорыч и кукиш показал деду.
— Поди-ка, верни! Попы вертали, лекари вертали, чертогоны вертали — никто не вернул.
— И не вернут, — дед отвечал. — Его голос вертали. А его вернуть нельзя. Нужно новый голос ему дать, чтоб людям в сладость был, Богу в приятную похвалу, а бесу в мерзость.
Тут от злости Аникита Егорыч даже слова вымолвить не мог. А дед учил его спокойно:
— Вели отлить колокол на Семеново иждивенье. Зазвонит колокол — люди с Господом услышат Семенов голос приятный и новый. Тут и душа его, с голосом вместе, решится. Да не скупись на колокол: сребра и злата не жалей.
Больше ничего не сказал старик и ушел на пчельник.
Аникита слушал-слушал братний рык и сказал ему со злобою:
— Колокол, говорят, надо отлить. Тогда легче тебе будет. Рыкать перестанешь. Измáил ты нас всех своей лáей.
Семен Егорыч махнул только рукой, но к вечеру отрезал брату:
— Отлей.
И швырнул червонцы из-под подушки.
Не поскупились на колокол: отливали в Москве и в яму побросали немало серебра, а потом, по приказу Семена Егорыча, швырнул Пантелей, доверенный приказчик, и золота три горсти в огненную плавь.
С тоской, с воем, с рыком отчаянным ждал колокола Семен Егорыч. К тому времени уж оставила его вовсе речь человеческая. Долго везли колокол на подводах, привезли в Темьян и принялись всем народом поднимать на соборную колокольню. С площади слали гонца за гонцом к Семену Егорычу:
