— Горят. И в голове каждый удар сердца отдается. И от жажды и голода умираю. — Кайл Хэвен осторожно шевельнул головой, указывая подбородком на дверь: — Эти двое меня даже воздухом подышать не пускают…
— Я тебе в тот раз оставил воды и пищи. Разве ты не…
— Да, я все это нашел. Глоточек воды и две черствые корки.
В голосе отца прозвучал сдавленный гнев.
— Это все, что я сумел для тебя раздобыть. На борту очень мало съестного и пресной воды. Во время шторма много припасов уничтожило забортной водой…
— Скажи лучше — рабы все сожрали! — Кайл с отвращением мотнул головой и сразу вздрогнул от боли. — У них даже ума не хватило сообразить, что еду надо расходовать бережливо! Сперва они убивают всех, кто способен управляться с кораблем в бурю, потом сжирают половину припасов, а оставшиеся уничтожают. Стая кур и то лучше смогла бы о себе позаботиться!.. Надеюсь, тебя радует свобода, которую они благодаря тебе получили? Может, они останутся жить, а может, все погибнут…
Уинтроу упрямо ответил:
— Они освободились сами, отец.
— Но ты ничего не сделал, чтобы остановить их!
— Я ничего не сделал и для того, чтобы помешать тебе доставить их на борт в цепях. — Уинтроу поглубже вдохнул, собираясь продолжать… но передумал. Как бы ни пытался он разумно обосновать свои действия или бездействие, отец никогда не прислушается к его доводам. Зато слова Кайла были попросту солью на душевные раны Уинтроу. Следовало ли ему винить себя в смерти команды — ведь он в самом деле ничего не предпринял для прекращения бунта?… Но если так, значит, на его совести и все рабы, погибшие на борту до восстания?… Слишком больно даже думать об этом… И Уинтроу продолжал совсем другим тоном: — Ты хочешь, чтобы я посмотрел твои раны? Или еще еды попробовал раздобыть?
Кайл спросил:
— Ты нашел лекарские припасы?
Уинтроу покачал головой:
— Пока еще нет. Никто не признается, что взял их. Может, их во время шторма за борт унесло.
— В таком случае ты и правда мало что можешь для меня сделать, — сказал ему отец не без цинизма. — А вот поесть было бы не худо.
Уинтроу отказал себе в праве на раздражение.
— Посмотрю, что можно сделать, — ответил он тихо.
— Посмотри, посмотри, — хмыкнул отец. И, внезапно понизив голос до шепота, спросил: — Так что именно ты собираешься сделать с пиратом?
— Не знаю, — честно сознался Уинтроу. Прямо посмотрел в глаза отцу и добавил: — Мне страшно. Я знаю, что должен попытаться его исцелить. Беда в том, что я не знаю, какой исход хуже: он остается в живых и распоряжается нами как пленниками — или мы все умираем с ним вместе, покидая корабль в одиночестве…
