— Дорогая, я думала, ты собираешься поселить его в комнату дочери…
— Я… я думала, что это будет не слишком подходяще. Обстановка в той комнате больше подходит женщине, — ответила Корина, не желая говорить, что не хочет, чтобы Барбара, вернувшись из свадебного путешествия, обнаружила свою комнату занятой.
Кора хотела, чтобы Барби считала этот дом своим, чтобы падчерица могла вернуться в свою комнату, когда пожелает. В душе, конечно же, Корина не хотела, чтобы это произошло — ведь теперь место Барбары рядом с мужем, и там ее дом.
— Но чтобы выехать из собственной спальни!.. — не унималась Ида.
— Это не моя комната, — сказала тихо Корина. — Это была комната Оливера, наша комната, — поспешно добавила она, увидев, что Луиджи направляется к ним.
Как она объяснит Иде — или кому-нибудь другому — что после смерти мужа вместо того, чтобы найти успокоение в комнате, в постели, которую они делили все годы десятилетнего супружества, она нашла эту комнату… холодной, и что предпочла ей маленькую, уютную комнатку для гостей, которую теперь считала своей?
К тому же и раньше бывали ночи, когда она просыпалась и, не в состоянии снова заснуть, тихонько пробиралась в комнату для гостей, чтобы найти там уединение и нечаянно не разбудить Оливера.
— Так что ты думаешь, Луиджи? — спросила Ида тоном человека, который уже знает ответ.
— Уверен, мне здесь будет очень удобно, — ответил он, а потом повернулся к Корине. — Я понимаю, что у нас еще не было возможности обсудить финансовый вопрос. Вас устроит, если я перезвоню позже?.. Скажем, сегодня вечером… Нормально?
— Сегодня вечером? О нет, боюсь, я не могу. Я ухожу.
— Уходишь? — с грозным видом спросила Ида. — Куда?.. С кем?
Кора стала спускаться по ступенькам и столкнулась с Мартой, которая предотвратила дальнейшие расспросы своим комментарием.
— Так-так… Это не может быть мужчина. По крайней мере, не тот, которым заняты твои мысли…
Заняты мысли? Луиджи нахмурился. Означает ли это, что в ее жизни кто-то есть? Должно быть, Корина не хотела, чтобы о нем знала Ида. Это было видно по тоскливому выражению лица вдовы.
— Это родительское собрание в школе, — объяснила Корина.
— Но они же не думают, что ты придешь, — сказала Ида. — Ты же, в конце концов, не родитель!
— Да, но я воспитатель! — возразила Кора, и все в ней как-то резко изменилось — и голос и взгляд стали тверже и властнее.
Эта женщина могла быть решительной, даже почти агрессивной в своем стремлении защитить слабых и обиженных, всех, кто нуждался в ее покровительстве — будь то ребенок или взрослый, подумал Гатти.
