– А зачем это необходимо… – начала и не кончила Линайна. В голосе ее прозвучала раздраженная нотка. Когда наклоняешься, тянешься губами ближе, ближе, и вдруг дуралей-партнер вскакивает и ты как бы проваливаешься в пустоту, то поневоле возьмет досада, хотя в крови твоей и циркулирует полграмма сомы.
– В Мальпаисе, – путано бормотал Дикарь, – надо принести шкуру горного льва, кугуара. Когда сватаешься то есть. Или волчью.
– В Англии нет львов, – сказала Линайна почти резко.
– Да если бы и были, – неожиданно проговорил Дикарь с брезгливым возмущением, – то их бы с вертопланов, наверно, стреляли, газом бы травили. Не так бы я сражался со львом, Линайна. – Расправив плечи, расхрабрившись, он повернулся к Линайне – и увидел на лице у нее досаду и непонимание. – Я что угодно совершу, – продолжал он в замешательстве, все больше путаясь. – Только прикажите. Среди забав бывают и такие, где нужен тяжкий труд. Но оттого они лишь слаще. Вот и я бы. Прикажи вы только, я полы бы мел.
– Но на это существуют пылесосы, – сказала недоуменно Линайна. – Мести полы нет необходимости.
– Необходимости-то нет. Но низменная служба бывает благородно исполнима. Вот и я хотел бы исполнить благородно.
– Но раз у нас есть пылесосы…
– Не в том же дело.
– …и есть эпсилон-полукретины, чтобы пылесосить, – продолжала Линайна, – то зачем это тебе, ну зачем?
– Зачем? Но для вас, Линайна. Чтобы показать вам, что я…
– И какое отношение имеют пылесосы ко львам?..
– Показать, как сильно…
– Или львы к нашей встрече?.. – Она раздражалась все больше.
– …как вы мне дороги, Линайна, – выговорил он с мукой в голосе. Волна радости затопила Линайну – волна румянца залила ей щеки.
– Ты признаешься мне в любви, Джон?
– Но мне еще не полагалось признаваться, – вскричал Джон, чуть ли не ломая себе руки. – Прежде следовало… Слушайте, Линайна, в Мальпаисе влюбленные вступают в брак.
– Вот что вступают? – Линайна опять уже начинала сердиться. Что это он мелет?
– Навсегда. Дают клятву жить вместе навек.
– Что за бредовая мысль! – Линайна не шутя была шокирована.
– Пускай увянет внешняя краса, но обновлять в уме любимый облик быстрей, чем он ветшает.
– Что такое?
– И Шекспир ведь учит: «Не развяжи девичьего узла до совершения святых обрядов во всей торжественной их полноте…»
– Ради Форда, Джон, говори по-человечески. Я не понимаю ни слова. Сперва пылесосы, теперь узлы. Ты с ума меня хочешь свести. – Она рывком встала и – словно опасаясь, что и сам Джон ускользнет от нее, как ускользает смысл его слов, – схватила Джона за руку. – Отвечай мне прямо: нравлюсь я тебе или не нравлюсь?
