Теперь дело касается его жизни.
Вот чем объясняется это странное поведение Моцарта, заставившее критиков–музыкантов обвинить Пушкина в ошибке, в незнакомстве с музыкой, с психологией композитора: никогда композитор не станет предлагать другому композитору «представить себе» что–нибудь, слушая его вещь, если это не заранее обдуманное программное произведение.
Пушкинский Моцарт не для Сальери говорит, а для самого себя, ему во что бы то ни стало нужно прояснить смысл этого, очень важного для него произведения. Придумавши на глазах Сальери «программу», Моцарт как будто добился своего, он как будто понял сам, о чем он написал… Но…
Это и есть трагедия Моцарта, на которую обычно не обращают внимания исследователи и исполнители его роли. Моцарт не может заподозрить своего друга и горячего поклонника его музыки в преступном умысле…
МОЙ ОТВЕТ.
Приятно наткнуться на почти дословное совпадение с моей версией, что перед нами трагедия недоосознавания. Но недоосозавание–то оказалось глубже: не другого, а себя. Чем Моцарт породил вражду к себе? Музыкой. Не качеством ее, а смыслом. Хорошо, что Бонди ввел (впервые) в оборот слова «смысл произведения». Вот жаль только, что он не понял этого смысла. Он применяет слова «развитие музыкальной темы», ставшие шаблонными у музыковедов. Но развитие–то, когда касается сонатной формы, не означает постепенности, как обычно. (Бонди не обратил внимание на слово «Вдруг».) Здесь «развитие» означает один закон — беззаконие. Действительно, разве это обычно: среди веселья — виденье гробовое? А тем более — эстетизация этого? Нет. Для недемонов!
Какое–то движение Моцарта к правильному осознаванию дружбы Сальери, может, и есть в пьесе и, можно вывести, что отсюда — характер экспромта у его программы для «вещицы». И тогда, получается, торжествует, и тут торжествует пушкинский неизменный психологизм. И Бонди, получается, логичен: «Главная ее [трагедии] задача — раскрытие глубины человеческой психики, сложности до тех пор не изученных ни наукой, ни искусством душевных состояний». И это соответствует бестенденциозному реализму.
Но есть более тонкие наблюдения над текстом, включающие в себя и наблюдения Бонди, и то, что он в упор не видит, и позволяющие сделать иные выводы. Об этом — со следующей строки.
*
ВОПРОС.
Зачем Пушкин сделал Моцарта почти постоянно сомневающимся, взывающим к согласию собеседника, а Сальери — наоборот?
ПРИМЕР.
М о ц а р т
Ужель и сам ты не смеешься?
