Конни растерянно смотрела на фотографии и порой поднимала голову, словно ожидая, что на втором этаже хлопнет дверь и ее сын, живой и невредимый, спустится по лестнице.
Увы, этому больше не бывать. Спальня Кевина навеки потеряла хозяина. Вещи, еще хранившие его запах, погибнут в шкафах и чемоданах, задохнутся от пыли, истлеют на плечиках. Конни знала, что не найдет в себе сил отдать одежду сына в приют или приходскую школу. Она смотрела на мужа и видела, как резко постарело его лицо, как он осунулся, каким измученным выглядит.
– Вам обоим надо отдохнуть, – негромко сказала Мэрилин. Конни не спала с того самого момента, как узнала трагическую новость. – И поесть. – Люди Джека оставили в холодильнике еду с поминального обеда, чтобы несчастные родители погибшего могли перекусить.
Конни послушно кивнула, хотя с трудом могла представить, что съест хотя бы крошку. Она осунулась и явно сбросила пару килограммов за какие-то сутки, потому что одежда висела на ней мешком.
Мэрилин и Джек уехали только вечером. Джуди и Адам попрощались чуть раньше. Только «Большая пятерка» не собиралась расходиться. Ребята поиграли в приставку, чтобы отвлечь Шона от тяжелых мыслей, затем Билли достал из рюкзака плоскую фляжку и открутил крышку. Запахло бурбоном, который он отлил из большой бутылки, стоявшей в баре у отца. Гэбби и Иззи сделали по крохотному глотку, мальчишки отхлебывали несколько раз, передавая фляжку по кругу, пока бурбон не закончился.
– Вряд ли это притупит боль, – заметила Изабелла, устами которой всегда говорил здравый смысл. – Скорее обострит.
Билли пожал плечами, а Шон завалился на кровать. Он ни слова не вымолвил последнюю пару часов. Его утомили слова утешения, которые произносили весь день его родственники. Это были всего лишь слова. Даже его друзья, оставшиеся поддержать… откуда им было знать, каково это – потерять родного брата? В одночасье Шон из младшего ребенка превратился в единственного сына. Это было нелепо, глупо, но так случилось, и он был не в силах что-либо изменить.
– Хочешь переночевать у меня? – предложил Билли. Он видел, что под маской отчуждения, которую надел его друг, таится маленький испуганный мальчик, потерявший почву под ногами.
– Я лучше останусь дома. – Шон устало вздохнул. – Мама с папой… я волнуюсь за них, – как бы между прочим сказал он. Алкоголь оказал на него странное притупляющее действие. Он почти не чувствовал тоски. Его телом и разумом владела просто усталость. Чудовищная, безмерная усталость. После мучительных приступов боли, рвавшейся наружу целый день, он вдруг словно потерял чувствительность, и это было почти хорошо.
