— Ой, ухо! Ухо отпусти, кано! Ну чего ты делаешь! — запричитал Хэйн. Кажется, антигуманные мысли о наказании не только меня посетили.
— Я? Это ты что делаешь, неуч малолетний! Кому было сказано — не отставать? Кому было сказано — не помогать? А ещё не своевольничать, не колдовать сверх необходимого и вообще не выпендриваться? Ты хоть понимаешь, что натворил? Ты в курсе, что этот твой обвал мог не только людей, но и нас засыпать? И тебя заодно. Понимаешь, да?
— Да понимаю я всё… так ведь выхода не было.
— Выхода у него, видите ли, не было! Был у тебя выход. Замечательный. Идти вместе со всеми и не строить из себя великого героя.
— Так ведь не я же один…
— А с теми двумя я ещё поговорю. Потом.
— Может, со мной тоже потом, а?
— Нет уж, с тобой — сейчас. Впрочем, говорить больше ничего не буду. Просто отлуплю так, чтоб неделю сидеть не мог. Потому что иначе ты не понимаешь.
— Не надо, кано. Я больше не буду, честно!
— И не ори, а то остальных разбудишь. Снимай штаны!
— Кано, — я всё‑таки решила вмешаться в процесс показательной экзекуции. Не по доброте душевной, просто очень уж голова болела, а от каждого эльфийского вопля становилось только хуже. Даже говорить получалось с трудом. А глаза открыть и повернуться я вообще оказалась не в состоянии. Все мышцы словно одеревенели. Ну да ничего, переживём. Я же олла, я же всемогущая. Иногда.
— Чего тебе? — угрюмо бросил Файриан, нисколько не удивляясь, что я пришла в себя.
— Отстаньте вы от ребёнка, а? Он же хотел как лучше. А если так не терпится — можете меня отлупить. Во — первых, это всё из‑за меня случилось. А во — вторых, мне сейчас ударом больше, ударом меньше — никакой разницы. Можете оторваться по полной.
— По конвенции двадцать шестого года рукоприкладство по отношению к военнопленным неприменимо. Так что обойдёшься, — хмыкнул эльф. И после затянувшейся паузы всё же спросил: — Как чувствуешь себя?
— Отвратительно, — честно созналась я. Обычно мне надо было просто отлежаться как следует, а организм за это время восстанавливался сам. Поэтому любая болезнь у меня проходила в нудной полудрёме, из которой я выходила вполне готовой к активным действиям. А в этот раз голова болела до тошноты, но заснуть почему‑то не получалось. — Кано, что со мной?
— Я не врач.
— Я знаю. Но хоть примерно…
— Жить будешь.
— Только плохо и недолго, да?
— Молчи, а то накаркаешь.
— Кар — кар! — не сдержалась я.
— О, боги, — привычно застонал командир. — И за что ты только свалилась мне на голову?
