Референты тоже жали руку академику, а подходя к хозяйкам стола, Нине Ивановне Окуневой и очаровательной Аэри–тян, прикладывались к ручкам. Словом, вес остались довольны.
Нина Ивановна обняла Аэлиту и расцеловала:
— Имей в виду, ты была выше всяких похвал!
— Нет! Среди дегустаторов не хватало кое–кого! — заплетающимся языком вставил Ревич.
— Кого это? — удивилась Окунева.
— Собаки несравненной нашей Аэлиты.
Официанты убирали посуду.
Аэлита впервые принимала Николая Алексеевича у себя дома, вернее, на квартире уехавших друзей.
Это был ее день рождения, и Николай Алексеевич, оказывается, помнил об этом и сам попросил разрешения навестить ее.
В эту субботу ясли работали, и родители при желании могли приводить туда детей. Аэлита обычно этим не пользовалась, но сейчас, сама не зная почему, отвезла Алешу, вернулась и с непонятным волнением стала прибирать чужую квартиру, где никак не могла почувствовать себя дома. Все здесь казалось чужим, неуютным, холодным. Но хоть не чувствовалось удушья семейки Мелховых!
Совсем в другой обстановке хотелось бы принять Николая Алексеевича, который все больше казался
Аэлите человеком замечательным. И он, как и пообещал, приехал к обеду, Никого больше Аэлита не ждала.
Бемс, помня Анисимова по институту, бросился к нему на грудь как к давнему другу. Аэлите пришлось унять бурную радость пса.
Пока Николай Алексеевич раздевался в передней, Аэлита стояла в дверях, смущенная тем, что зачем–то надела свое лучшее платье, такое же яркое, как на: пире знатоков». Она немало потрудилась над высокой прической «марумаге», но обошлась без косметики. И все же, вероятно, от смущения или волнения, щеки ее так пылали, что гость это заметил.
— Вы прекрасно выглядите, Аэлита, — сказал он, целуя ей руку.
— Ну что вы, Николай Алексеевич! — потупилась Аэлита. — Я сегодня состарилась еще на один год. Честное слово!
— Пришел поздравить вас с этим. Но все равно вам меня не догнать, — усмехнулся Анисимов.
— А мне и не надо догонять! — выпалила Аэлита. — Человеку не столько лет, сколько значится в паспорте, а сколько другим кажется.
Анисимов почему–то вздохнул:
— Какой–то мудрец сказал, что беда не в том, что мы стареем, а в том, что остаемся молодыми.
Аэлита повела Николая Алексеевича в комнату, заметив, что в руке он несет сверток.
— Вот приготовил ко дню вашего рождения, — сказал Анисимов, принимаясь его развертывать. — Три поэта — три портрета.
Аэлита рассматривала искусную чеканку на меди.
