Заболел старый Ваум, не мог ехать со всеми. Вроде воспаление легких. Так по радио врач с Диксона определил.
Узнал дед, что доктор сказал, и решил здесь, в чуме, зимой помирать.
Но Мария не захотела его бросить.
Зимний чум сама, как выпал снег, сложила из снежных кирпичей. Собак и немного оленей при себе оставила.
Дельной показала себя девушкой, хотя и тихой. Во всем деда слушалась.
Подозревал я, однако, что не только из–за деда она здесь осталась.
Осенние вьюги принесли и снег и стужу.
Зимой наладился я на лыжах к деду с Марией в гости ходить.
В тундре пурга разыгралась, носу не высунешь А мне дома не сидится.
Начальник злорадствует:
— Вот ведь какой компанейский, скажите на милость! А мы за нелюдима посчитали. Однако выходить в пургу запрещаю!
— Старику заряженные аккумуляторы к радиоприемнику отнести надо. От мира они отрезаны. Пурга мне нипочем.
И пошел я, упрямый и неразумный, искать в снежной тундре чум Марии. Из–за летящего снега конца лыж не видно.
Ну и заплутался. Ветер со всех сторон дует, а откуда дул, не поймешь. Досадно так погибать. Начальник в Главсевморпуть небось радиограмму даст: «Механик станции погиб из–за своей недисциплинированности и упрямства, нарушив прямой запрет выходить в пургу из дома». А главное — Марии не увижу.
Но знал я со слов Ваума и Марии, как оленеводы поступают, когда застает их пурга в тундре. И закопался я, как и они, в сугроб и в воображении своем стал снег сгребать, целую гору снега со всей тундры. Мышцы напрягаю, чтобы пот на лбу выступил.
Не знаю как, но приняла Мария сигнал от меня, теперь это телепатемой бы назвали. Сердцем приняла. Запрягла собак и помчалась мне навстречу.
Собаки почуяли меня в сугробе. Нашли.
Она меня откопала и отогрела. Отогрела в своем чуме. Отпаивала горячим чаем и жиром, согревала теплом своего тела. В один спальный мешок вместе с ней пришлось забраться,
Стыдился, конечно, но сил не было сопротивляться. И признаться, не только сил, но и охоты противиться…
А дед Ваум что–то там колдовал над огнем, кашлял и бормотал заклинания. Мария шепнула, что он обряд тундры совершает, чтобы нам с ней теперь вместе жить.
Вместе, вместе! Я тоже так решил. И она согласилась.
На собачьей упряжке поехали мы с Марией к полярной станции. Начальник встретил на крыльце хмуро. Узнал про наше решение и про спальный мешок и велел расписаться в амбарной книге, где учет продуктам вел и каждую подстреленную куропатку приходовал. И появилась там запись о женитьбе Алексея Толстовцева на Марии Евсюгиной из рода Пиеттамина Неанга.
