— Объем груди у тебя мал. Мальчишка ты. Пойдешь в саперы, — беспрекословным тоном сказал один военный.
И стал я сапером — бойцом отдельной саперной роты 73-й стрелковой дивизии и отслужил положенное время.
Уходил на «гражданку» с чувством, что ухожу ненадолго. Тревожно было на наших дальневосточных рубежах. Японские самолеты систематически нарушали границы нашего воздушного пространства, наземные подразделения то и дело вторгались на советскую землю. Еще более нагло вели себя японские самураи в отношении нашего доброго друга и верного соратника — Монгольской Народной Республики.
Сгущались тучи и на Западе. Фашизм все решительнее и безапелляционнее заявлял о своих претензиях то к одной стране, то к другой. Не скрывалась и главная цель — покорить весь мир, подчинить его интересам германского империализма.
Наш народ видел, что правительство прилагает все усилия к тому, чтобы продлить мирную жизнь, укрепить экономику государства, перевооружить армию и флот. Но многие понимали, что одного лишь нашего желания мало. Война неотвратимо надвигалась.
В начале лета 1941 года я приехал в деревню к родителям, и первое, что услышал от матери.
— Быть, сынок, большой беде, — сказала она.
Я подумал, что, может быть, в дороге пропустил какие-то важные новости, и потому спросил ее:
— А что произошло, мама? Какие-нибудь сообщения поступили?
— Приметы, сынок. Все совпадает с четырнадцатым годом. Закаты кровавые, солнце в кровь садится. Сам посмотришь! Черемуха второй раз зацвела. А тут вчера выхожу утром на крыльцо и вижу прямо какое-то светопреставление: кукушки, штук тридцать, уселись на изгородь огорода и кукуют, кукуют истошно. Пошла я к Бакулихе (это девяностолетняя старуха, человек большой мудрости и практического ума), та послушала меня и говорит: «Не у одной тебя, Дуня, побывали они, негодные. Вон у Новоселовых и у Ивана Ермохина на крышах домов куковали. Быть, Дунюшка, беде, быть! Чует земля-природа недоброе!»
Мать говорила озабоченно и вполне трезво, убежденно, без какого-либо оттенка суеверного исступления.
Не помню, как я отозвался на рассказ матери. Вполне допускаю, что этак скептически улыбнулся наивной вере в приметы и предсказания земли-природы.
Но не прожил я в деревне и десяти дней, как грянула война, Великая Отечественная война с фашизмом.
Первыми в ряды Красной Армии влились мы — четверо братьев. А вслед за нами поднялись, как юный подлесок в тайге, еще одиннадцать парней и девок из нашей родовы.
