— Завтра поутру, Северьян Архипыч, надо мне одно дельце справить. На рассвете я на Пегаре верхом доеду до кедровых делянок, посмотрю, не послать ли артёлку орех попромышлять. Надо бы пудик-другой маслица припасти в зиму. Ребятенки и погрызть любят. А уж Петр Иваныч как благодарствует, когда привожу гостинец.
— А мне чем заняться, Ефрем Маркелыч? — встревоженно спросил Шубников.
— Спи, Северьян Архипыч, сколько влезет. Как тебе вставать, я к этой поре и вернусь.
— М… м… — промычал Шубников, чем и выдал свое беспокойство: быть одному в тайге ему не приходилось.
— А ты не боись, Северьян Архипыч, никто тебя не тронет. Зверь и близко к заимке не подойдет, а человек поблизости в этой местности один — пасечник мой. Да едва ли он придет в эту пору. Последний сбор медов у него нынче.
— Ну ладно, что же…
— А потом вон на стене и ружье, и кинжал. При крайнем случае голой рукой тебя не возьмешь, — усмехнулся Белокопытов и добавил: — Да я б тебя взял с собой, да дорога-то туда верховая. А конь один. Дальше моей заимки тележной дороги нету. Либо пешком, либо верхом. А мне край как надо ненадолго отлучится.
Шубников спал плохо, можно сказать, не спал, а бдил, лежал с закрытыми глазами. Что-то тревожило его, хотя, если судить здраво, тревога была никчемной, без всяких оснований.
На рассвете Белокопытов, спавший в первой половине избы, осторожно встал, пошебуршил возле печки, раза два звякнув ложкой о котелок, вышел ощупью за дверь. И все затихло.
А Шубникова будто кто-то подтолкнул. Он вскочил с кровати, потер лицо ладонью и шагнул к окну. Белокопытов от дома был в пяти шагах. В сумраке Шубников увидел, как тот суетился возле коня. Он отчетливо рассмотрел сумы, перекинутые впереди и позади седла через спину коня. Белокопытов заталкивал в них бочонки, узлы и ящики. Нагруженный конь превратился в бесформенное чудовище.
Подведя коня к чурбаку, Белокопытов взобрался в седло и тихо отъехал от дома. Вскоре лес поглотил его с головой и коня с грузом, и за окном снова сомкнулся неподвижный сумрак.
Шубников бросился на кровать, лег на спину, какой-то нерв внутри лихорадочно заколотился в грудную клетку. «Чтобы все это значило? Куда он поехал? Сказал, что будет смотреть кедровые участки, а сам загрузил коня до предела. Нет, все это не то… Хитрит Ефрем Маркелыч, обводит меня… И зачем я ему доверился…» — пронеслось в голове Шубникова.
Была минута, когда Северьян Архипович хотел вскочить и бежать что есть мочи за Белокопытовым, но тут же остановил себя. «А если он к пасечнику поехал? Повез ему какие-никакие инструменты для ухода за пасекой или посуду для меда и воска? Вот и случится конфуз со мной. В самом деле, к чему такая горячка? Против меня ничего худого он не сделал, даже наоборот, и почтение оказывает, и кормит, и поит».
