В ненастные – как этот – дни все было иначе. Небо от края до края застилали хмурые тучи, в пелене пропадали и птицы, и ненужные никому пакеты, и солнце. Но оставались тени, которые носились туда-сюда, сталкивались друг с другом, вихрились. Девочка знала, кому принадлежит самая большая из них, и махала ему. Уж днем папа точно мог разглядеть ее, даже сквозь тучи и то серое, что заполняло воздух от неба до земли…
Заморосил дождик. Капли были игрушечные, незаметные, но их все прибавлялось и прибавлялось. Пушистые волосы девочки стали мокнуть. Шуршащее море быстро унималось и спадало, пока не превратилось в груды грязных листьев, лежащие на самом обыкновенном асфальте, в самом обыкновенном дворе.
Холодная капля упала ей на губы. Другая. Третья. Дождь припустил вовсю, стал набиваться в глаза, как мокрая марля.
Скрипнула балконная дверь, сзади кто-то ахнул:
– Дурочка, заболеешь же!
Теплые мамины руки подхватили ее и унесли в квартиру.
…Синий слоненок на обоях повел ушами, переступил с ноги на ногу и сказал:
– Она тебя все время ждет, с ума сходит. Почему, думаешь, она простудилась? Стояла весь день на балконе, смотрела в небо. У тебя, вообще, совесть есть?
Желтый жираф пожал плечами (и как это у него получилось?) и ответил:
– Таня, мы об этом уже миллион раз говорили. Да, я могу сидеть тут с вами, могу устроиться в какую-нибудь шарашкину контору, получать мизерную зарплату. Тебе этого надо? Но тогда мы никогда из этого клоповника не выберемся, сгнием тут. И она сгниет…
Ей очень смешно, потому что жираф назвал слоненка Таней (так зовут ее маму). Но если хихикать, они могут что-нибудь заподозрить. Поэтому она прикрывает ладошкой рот, пока не поздно. Рука кажется чужой и движется как в тумане. Странно.
Жираф хмурится, но продолжает:
– Пойми, полеты – это деньги. А деньги нам нужны.
Слоненок обиженно протягивает:
– Я все понимаю, Саша. Но дочь есть дочь, и растет она без тебя.
Оба замолкают. Девочка пытается представить, какие детки бывают у слонов с жирафами, но ничего не получается. Мысли разбегаются в разные стороны, и еще болит горло.
Через минуту скрипит дверь. Сквозь туман приближается высокая тень, от которой пахнет папой. Это и есть папа. Он садится рядом и склоняется над ней. Мгла сгустилась, и папиного лица не видно.
– А я не сплю!
– Вот и плохо! – Голос у папы грустный. – Тебе нужно спать, чтобы выздороветь.
– А когда я выздоровею, ты возьмешь меня на огненную птицу?
Папа помолчал и сказал:
