После очередного возлияния, она заглянула ему в лицо и слегка заплетающимся языком неожиданно попросила:
— Можно с Вами поговорить?
— Конечно, — сказал тот, недоумевая и глядя в чёрные и блестящие словно бусинки глаза девушки, — Я тебя слушаю!
Своими чёрными, как смоль волосами и высокими дугами бровей, она походила на молдаванку.
— Не здесь, — отозвалась она, — пойдём в парилку! Там сейчас никого нет.
Затем стала неуклюже подниматься, опираясь на сидевшего с краю Ткача.
Ефимов приготовился к сексу. Он ласково посмотрел на Светлану. Простынь, которой она прикрывалась, была практически мокрой. Липла к её округлостям, ещё сильнее выделяя грудь, бёдра и ягодицы. Семён Борисович подумал, что эта нежная и добрая девушка сможет подарить ему несколько блаженных минут.
В парилке было не жарко. Видимо Игнатьев с Кудашкиным установили здесь необходимую в таких случаях температуру дабы не получить инфаркт от перегрузки.
Семён сел на полог. Светлана на скамейку рядом. Оба молчали. Прошло несколько минут.
Внезапно Светлана обернулась к Ефимову и, неотрывно глядя в лицо, спросила:
— У Вас есть два сына, Борис и Роман?
— Ну да, — по инерции ответил Семён, думая, причём здесь они? Быть может, она так напилась, что хочет застыдить его и прочитать мораль?
— Борису тридцать и день рождения у него в мае?
— Ну да, — снова отозвался Семён, продолжая недоумевать, но чувствуя, что дело касается старшего и на всякий случай улыбаясь, обнажая золотые зубы.
Видя непонимание Ефимова, она, продолжая глядеть в упор, спросила:
— Вы меня не помните?
Наступила пауза.
Ефимов успел внимательно посмотреть на неё, прежде чем она отвернулась и уставилась в пол.
В этом резком повороте головы, в мелькнувшем разлёте бровей, откинутой чёлке и показавшемся из под коротких волос верхнего тонкого ободка оттопыренного уха, он почувствовал что-то знакомое. Но не его личное, а то, что было когда-то рядом. Что встревожило его тогда, не менее, чем сейчас. Взволновало чем-то затейливо весёлым. Наполнило радостью.
Он продолжал молчать, не искусственно выдерживая паузу, а пытаясь разбередить опьянённую память и заставить её работать, перебирая ячейки с, заложенной в них когда-то, информацией.
Не выдержав, Светлана нарушила затянувшееся молчание:
— Только не говорите, пожалуйста, Борису, я сделаю всё, что Вы хотите! — произнесла она с мольбой, переведя взгляд дальше, в угол парилки, где скопившаяся кучка засохших листьев едва дрожала от циркулирующего тёплого печного воздуха.
