Были ли у Бойдовых друзья? Наверно были. Но дружба здесь выглядела по-иному. Нельзя просто придти в гости. Нельзя при случайной встрече, предложить продолжить её совместно. У этих «толстых бюргеров», как называл их Бойдов, всегда находились сотни причин, чтоб тебе отказать. У него, видите ли, другие планы, и здесь он оказался случайною. Что он сейчас должен быть у тёти, и забежал только купить пирог. Что у него заболел тесть, и нужно сходить в банк за новыми бланками. Игоря всегда поражала их обязательность перед кем-то или чем-то. Складывалось впечатление, что у них распланирована уже вся жизнь, и они точно знали, где, когда и что им предстоит сделать.
Елена, жена Бойдова была счастлива безмерно. Наконец-то она вырвалась из этой жуткой Африки. Где французский коньяк является лучшим средством от жёлтой лихорадки и малярии. И хотя там всё было проще — к тебе относились как к богине, именно здесь, в этой окружающей надменности канадских отношений, она почувствовала, что-то своё. Она родилась в Литве и ей нравилась эта холодность между людьми. Когда никто не лезет тебе в душу со своими расспросами и предложениями. Когда все улыбаются друг другу, но это совершенно ничего не значит. Встреча с приятелем или другом ничему не обязывает и можно после формального кивка головой, просто отвернуться и продолжить свой путь. А при очередном с ним разговоре, даже не упоминать об этом. Ей казалось, что именно в этих отношениях проявляются истинные аристократы, как венец современной цивилизации. По настоянию родителей она окончила музыкальную школу. По их же совету, старалась как можно чаще проявлять свой музыкальный талант перед мужем. И делала это изо всех сил. Первая совместная с Бойдовым покупка была пианино. Она сдувала с него пылинки. Старалась привить любовь к классической музыке дочке. В Анголе постоянно напоминала Игорю, что у неё нет пианино. Иначе бы она обязательно ему что-нибудь сыграла из Грига.
Бойдов делал огорчённый вид и говорил, что, к сожалению, в африканском климате может выжить только дудка или барабан. Он ненавидел Грига, с его непредсказуемым холодным набором нот, вызывающим непонимание и воспоминание о детском страхе. Когда звучащая мелодия неторопливо, под изменяющиеся мотивы, похожие на движение извивающейся кобры, выползала из динамиков радио. Распускала свой мерзкий очкастый капюшон прямо над ним — маленьким мальчиком, затаившимся от ужаса, свернувшимся калачиком, с головой закрывшимся одеялом в покинутой взрослыми спальне.
