Когда Павел недоуменно поднял голову, не зная, что сказать, потому что все слова, которые он готовился произнести, совершенно ничего теперь не значили и провалились куда-то в бездонную пустоту, образовавшуюся у него внутри, перед ним стояла мама.
Паша подумал, что именно так же, как он сейчас, на него снизу вверх всегда смотрел Эрик. С мольбой и надеждой в глазах. И, глядя на самого дорогого ему человека, Паша почувствовал, что похож на своего пса, ожидая от матери тех слов, от которых, казалось, зависит вся его жизнь.
— Если ты ищешь собаку, — спокойно сказала мама с той же настороженной улыбкой, — то я очень сожалею.
Паша не понял этой непомерно длинной заумной фразы. Почему вдруг мама сожалеет? Это значит, ей жалко себя? Ее кто-то обидел, и она признается в этом Паше? Как-то неестественно сейчас звучит это слово. Особенно после произнесенного «собаку» и такой опустошающей тишины.
Он продолжал, сидя на полу, смотреть вверх, где на белом фоне потолка, отрезанном от полосатых стен цветастым бордюром, продолжало улыбаться немного растерянное лицо большой, ставшей вдруг незнакомой ему, женщины. Ее улыбка была уже совсем не веселая и настороженная, как раньше, когда она говорила про велосипед, а ласковая и соглашающаяся, заранее предупреждающая о том, что Пашу не будут ругать, хотя на это есть причины.
— Понимаешь, — спокойно продолжила она, — я убиралась в квартире, мыла лестничную площадку, а дверь не заперла. Не заметила, как Эрик убежал…
Паша неожиданно подумал, что мама не могла ему сказать такое. Что эта женщина совершенно не знает, о чем говорит. Не дослушав мягкий незнакомый голос, он рванулся к двери, которая еще была приоткрыта. Левой ногой, со всего размаху, угодил прямо в ведро. Серая пена разлетелась в стороны, плюхнувшись на пол, повиснув на стенах. Вслед за ней коричневая вода, зачерпнутая ботинком, громко хлюпнув, фейерверком выплеснулась вверх, оставив несколько темных мазков на потолке. Громко звякнув металлической ручкой, ведро накренилось, грозя опрокинуться, и заходило ходуном, глухо ударяясь дном о паркет, расплескивая воду на обои.
Но Паша ничего этого не видел. Не слышал и окрик матери. Он выбежал из подъезда.
— Эрик, Эрик! — кричал он во все стороны, не успевая зрительно фиксировать попадающие в поле зрения предметы. Они расплывались у него в глазах, создавая красочную палитру, в которой не было только одного нужного ему желтого цвета его собаки.
