Совершенно несекретно | страница 12



Именно у нас на заводе впервые зародилась комсомольская стройка жилого дома. Строителей не хватало, их заработки были низкими, условия работы — тяжелыми, условия быта — еще хуже. Охотников работать строителями было мало, в основном приходили работать за жилье и за прописку в Москве люди с периферии. Чем же хуже, думалось мне, наши рабочие, которые временно могли уйти с основной своей работы и после окончания строительства дома вернуться к ней снова? Стали по путевкам комитета комсомола направлять на два-три года на стройку жителей общежития. Меня поддержали и начальник управления капитального строительства, и директор завода. Мы организовали такую стройку, и острота проблемы была на время снята, но тогда она не могла быть решена кардинально: москвичи идти на стройку не хотели, и приходилось в техническом училище обучать периферийную молодежь основным профессиям — сталеваров, прокатчиков, литейщиков, — сразу поселяя ее в общежитие с последующим направлением на стройку. И так — по замкнутому кругу.

В те времена в столицу ежегодно приезжало около ста тысяч людей различных профессий, большинство из которых оседало в Москве. Фактически Москва в значительной степени застраивалась для обустройства лимитчиков и жителей близлежащих деревень и поселков, что порождало социальную напряженность среди коренных москвичей.

Между тем надвигался Всемирный фестиваль молодежи и студентов 1957 года. Подготовка к нему — это бессонные ночи, как в «лучших» сталинских традициях, это впервые приоткрытая информация о жизни нашей страны и других стран, это первые талоны на приличную одежду в специальных магазинах, это новые встречи, которые впервые открывали неведомый и долгие годы закрытый для нас мир.

К тому времени я стал секретарем заводского комитета комсомола и членом бюро райкома. Я пытался увидеть смысл любой работы в ее результатах. Здесь же я иногда терял почву под ногами, не находя ответа на многие вопросы, а самое главное, понимая, что если нас не будет, то ничегошеньки не изменится. А время уходит, его степенно перемалывает будничная мельница — то заседания, то субботники, то массовки, то собрания… И единственные ощутимые результаты — жуткая усталость и пустота. А к этому примешивается горечь от сложившейся в комсомоле чиновничьей субординации, когда ощущаешь себя сталинским «винтиком» в бюрократической машине. Очень было заметно, как комсомольская номенклатура, активно работая локтями, готовится к прыжку в партийную номенклатуру.