Только не дано. Или так: дано, да не всё… Не целиком. Малость тот, кто давал, себе заначил… Летаю, но не выше неба, где–то близко от него, с Ли — Ли совсем близко. А Ли — Ли в те мгновения так высоко надо мной, что между нами, кажется, — световые годы…
Я летчик, не прошедший отбор в космонавты. Но не теряю надежды. Поскольку случались у меня такие головокружения, выдавались такие полеты — до невесомости…
А земных лет между нами двадцать два — и все с моей стороны: Ли — Ли двадцать. И познакомила меня с ней моя дочь, сведя нас как раз для того, чем мы сейчас с Ли — Ли и занимаемся. В представлении моей дочери, которой черт–те что понаплели и моя первая жена, и моя жена вторая, и прочие, мне малознакомые, дамы, я секс–тренер, секс–гуру — вот так. Этим дочь моя и поделилась с Ли — Ли, которой хотелось летать. Сказала, что есть у нее на примете летный инструктор.
Как вам?..
— Давайте попробуем, что с вами случится? — удивилась Ли — Ли, когда я, от неожиданности опешив, промолчал в ответ на ее предложение пойти и неотложно заняться полетным сексом. — Если у меня с вами, у вас со мной так не получится, как с другими, я никому не скажу.
— Чего ты не скажешь?.. — присмотрелся я к ней — было к чему. Высокая, светло–каштановая, с большущими, глубокими и тоже каштановыми, но смугло, притемненно–каштановыми и чуть затуманенными в глуби глазами, она за стойкой бара, где пили мы кофе, сидела не сутуловато, как моя дочь, да и почти все они, нынешние, а ровненько, стройно, спинку прямо и попку кругло, и ничем не поддерживаемые груди ее стояли, торча сосками и стреляя во все стороны по всему бару, где все на нее оглядывались, пялились, и из–под мини–юбки, даже с высоченного стула у барной стойки доставая пола, закидывались одна на одну такие лёжки–ляжки, росли в черных колготках такие ноги, такие ноги… — Что у нас не получится?
— Ну полет, звезды, космос, занебесный свет… А то я просто или лежу, или стою на карачках, дрыгаюсь, дергаюсь — и все.
— Так занятие такое… и дергаться… и дрыгаться…
— Вы, как с чувишкой, базлать со мной будете? — вдруг почти как лабух лабуха (дочь моя ее подучила?) спросила Ли — Ли, и туманок проплыл в ее смугло–каштановых глазах. — Трахаемся или нет?..
И как бы вам такое?.. Если бы напротив сидела ваша дочь — и уговаривала вас на то же, старалась для подружки?.. Попробуйте при дочери подружке ее сказать: ладно, давай трахнемся.
Для дочери я не затасканный блядун, как для бывших моих жен, а неутомимый воин, отчаянный боец. Дон Жуан, Жиль де Рец, Казанова, секс–отец… Какому–либо секс–отцу это бы, может, и льстило, но мне льстит не очень. Даже вовсе не льстит. Когда я смотрю на дочь, я думаю, что я, ее мать и она могли бы жить нормальной семьей, но не живем, потому что я затасканный блядун. Впрочем, тоже самое я думаю, глядя на сына. Ну, что он, я и его мать… Дочери моей, как и Ли — Ли, двадцать, сыну шестнадцать, и он признался мне, что мастурбирует, но помощь подружек сестры не принимает. Это он зря, только я не придумаю, как ему об этом сказать. Сын мой заумный для меня, полиглот и хакер.
