— Но мне не нужна его награда! — старался Ветер из последних сил, отчаянно рискуя вызвать у нее подозрение своим странным, глупым бескорыстием.
— Но он велел, — и «он» прозвучало очень твердо, — чтобы ты обязательно дождался его пробуждения. И я ему обещала.
Рукой, покоившейся под плащом, Ветер сжал рукоять ножа, чтобы не выказать своего отчаяния.
— Так он очнулся? — с неподдельным изумлением спросил он у старухи. И сбивчиво добавил, уже понимая, что его хотят задержать до прихода стражников: — Что ж, очень рад… храни его Нимоа. Я‑то ведь боялся, что не успею вовремя. И вот, успел…
Хозяйка так заулыбалась, что все сомнения улетучились. Старик явно очухался. Тем хуже для Ветра.
— Он так тебе благодарен! — прямо расцвела она, будто еще одной свечой стало больше.
Это совсем не походило на притворство, и Ветер окончательно запутался.
— Так благодарен! — продолжала она, захлебываясь от восторга. — Послушай меня, мальчик… Ветер, — она почти упрашивала, силясь во что бы то ни стало выполнить волю своего мужа, — мы не можем тебя одарить против воли… Нет, подобное бескорыстие делает тебе честь, и все же… верь мне, многое во власти Силивеста Брана! Я ведь вижу: ты не богат, не знатен. Если же он захочет, то даст тебе столько, что и во сне не привидится! Мы уже доживаем свой век, но старики часто дорожат жизнью даже больше молодых. Он очень хворает, и каждый прожитый день для него — как подарок. И для меня тоже. Мало кто сделал бы то, на что решился ты… в этот час перед восходом Линна… да еще без всякой корысти. Это же чудо, что именно ты оказался рядом, когда случилась беда! — она уже плакала. — Тебя не иначе как сам Нимоа прислал!
— Нимоа, — только и повторил Ветер.
Ничего не понять. Госпожа Бран не могла притворяться так умело. Не из таких она. Ветер бы ее игру учуял с первого же слова.
— Да, Нимоа, — она присела на скамью, Ветер оглушено опустился следом, и теперь ее старушечье лицо придвинулось еще ближе. — Он все время повторяет, что тебя прислал Нимоа. Что его ограбили, устрашили, бросили умирать, — захлебываясь слезами, начала тонко подвывать она, — и никто не пришел на помощь, только ты! Разве это не воля Нимоа? Спасибо тебе, спасибо, мальчик!
Ее заклинило. Она рыдала, как безутешный ребенок, и повторяла «спасибо тебе, мальчик» будто заговор какой–то. Слез было так много, что женщина не успевала вытирать их насквозь мокрым платком, и они прокладывали себе путь меж морщин, стекали на платье. Седая прядь, выбившаяся из–под высокого чепца, прилипла к коже. Дряблые щеки покраснели и тряслись мелкой дрожью.
