— Пойти бы, пожалуй, и нам, может, там наше счастье.
Пораздумали, у отца-матери просятся.
— Пойдем мы, — говорят, — к царю на обед: потерять ничего не потеряем, а может, там наше счастье.
Отец их отговаривает, мать отговаривает — нет!
— Пойдем, да и все! Благословите нас в путь-дорогу.
Старики, нечего делать, благословили их в дорогу; надавала им старуха белых паляни́ц[1], зажарила поросенка, фляжку гори́лки[2] дала, пошли они.
А дурень сидит на печи и тоже просится.
— Пойду, — говорит, — и я туда, куда братья пошли!
— Куда уж тебе, дурню, идти? — говорит мать. — Да тебя там волки съедят!
— Нет, — говорит, — не съедят, пойду!
Старики поначалу над ним смеялись, а потом и бранить начали. Так нет! Видят, что с дурнем ничего не поделаешь, и говорят:
— Ну, ступай, да чтоб назад не возвращался, нашим сыном не назывался.
Дала ему мать тóрбу[3], наложила туда черного черствого хлеба, фляжку воды дала и выпроводила его из дому. Он и пошел.
Идет и идет, вдруг встречает по дороге деда. Такой седой дедуня, борода вся белая, до самого пояса.
— Здравствуйте, дедушка!
— Здорово, сынок!
— Куда, дедушка, идете?
А тот и говорит:
— Хожу я по свету, людей из беды выручаю. А ты куда?
— К царю на обед.
— А ты разве умеешь такой корабль смастерить, чтобы сам летал? — спрашивает дед.
— Нет, — говорит, — не умею!
— Так чего ж ты идешь?
— А Бог его знает, — говорит, — чего! Потерять ничего не потеряю, а может, где там мое счастье закатилось.
— Так садись, — говорит, — отдохни маленько, пополудничаем. Доставай-ка, что у тебя там в торбе.
— Эх, дедусь, нет у меня ничего, один только черствый хлеб, вы такой и не укусите.
— Ничего, доставай!
Вот дурень достает, глядь — а из того черного хлеба да такие белые паляницы сделались, каких он отродясь и не едал: прямо сказать, как у панов.
— Ну что ж, — говорит дед, — как же, не выпивши, полдничать? А нет ли там у тебя в торбе горилки?
— Да где ж она у меня возьмется? Есть только фляжка с водой.
— Доставай! — говорит.
Достал он, отведали, а там такая горилка сделалась!
— Ишь, — говорит дед, — как Бог дураков-то жалует!
Вот разостлали они на траве сви́тки[4], уселись и давай полдничать. Закусили хорошенько, поблагодарил дед дурня за хлеб да за горилку и говорит:
— Ну, слушай, сынок, ступай теперь в лес, подойди к дереву и, трижды перекрестясь, ударь топором по стволу, а сам поскорей падай ниц и лежи, пока тебя не разбудят. Вот корабль тебе и построится, а ты садись на него и лети, куда тебе надо, и забирай по пути всякого встречного.
