Маргарита, конечно, заходила справиться о здоровье, но в основном проводила время с сыном.
Дмитрия тоже тянуло к мальчику. Теперь, когда не было внимательных глаз жены, он жадно общался с ребенком, все более убеждая себя, что это его кровь.
– Вы, барин, скоро будете тут вместо няньки, – как-то смеясь, сказала Дуняша. – Уж больно обидно, что своего-то не потетешкаете! – с сочувствием добавила девушка.
Время шло. Гривин вполне оправился и теперь уже целыми днями занимался мастерскими.
В поселке стало неспокойно, когда прошел слух о закрытии производства. Гривин нервничал и злился, он жалел мастерские, которым отдал столько сил. Но как управляющий он понимал правильность решения тестя. Вдобавок, очень хотелось вырваться в Петербург из этой деревенской глуши. Поэтому он с присущим ему рвением и усердием принялся за дело. Ему неприятна была его роль, он целыми днями принимал жалобщиков от рабочих, которые пытались остановить процесс закрытия. Даже к Маргарите ходили толпы женщин и просили добрую барыню заступиться. Почти каждый день почта приносила послания из столицы. Прозорова ждали день ото дня.
Как-то раз, уже почти ночью, Маргарита, перекрестив Коленьку на ночь, ушла к себе, но долго не могла заснуть. Покрутившись в постели и изнемогая от бессонницы, она встала и распахнула окно. Но вместо свежего ночного воздуха потянуло легким запахом дыма. Марго высунулась наружу, но ничего не увидела. Закрыв окно, она присела на кровати, но беспокойство уже закралось в душу. И почти в этот же момент она услышала откуда-то из глубины дома вопль горничной Насти:
– Пожар! Горим! Горим!
Марго метнулась в детскую, откуда уже выбегала полуголая Дуня с сонным Колей на руках.
Мать схватила ребенка и бросилась по лестнице вниз и во двор. Поднялась паника, звучали голоса, хлопали двери. Гривин, который еще не спал к тому времени, не растерялся и громким голосом командовал прислугой, пытаясь организовать тушение пожара. По счастью, огонь не успел захватить дом. Горели буфетная и кухня. Через час огонь потушили, но повсюду стоял едкий запах гари. Перепачканный Гривин пытался выяснить у повара, отчего загорелась кухня. Однако повар Никодим, степенный и уравновешенный пожилой человек, клялся и божился, что его вины тут быть не может. А вот дверь на задний двор могла быть не затворена на ночь по небрежности прислуги. Ведь не кухня пострадала больше от огня, а соседняя буфетная, значит, она загорелась первой. Но гореть там нечему, если нарочно не поджечь. Управляющий и сам был почти уверен, что произошедшее – дело рук недовольных из рабочего поселка. Тяжко вздыхая и представляя себе разговор с тестем, Дмитрий поднялся на второй этаж в комнаты Прозоровых. Дуняша и Маргарита успокаивали в два голоса Коленьку, который раскричался не на шутку. Испуг матери передался и ему. Ребенок бился в ее руках, а нянька Дуняша пыталась развлечь его игрушками. Вошедший Гривин посмотрел на издерганных женщин, взял мальчика на руки, и тот в скором времени затих, а потом и заснул, устав от своего крика. Дуня положила его в кроватку и прикорнула рядом, а мать малыша и Дмитрий тихонько выскользнули из детской.
