― Не стоит, я с ним полностью согласен и в его упреках, и в том, что тебя нужно было отнести на кровать. Благо он смог это сделать. ― Это я тоже вспомнила из ночного разговора, который всплыл в моей памяти.
― Да, он говорил что-то про «отнес». Ладно, проехали. Что ты хотел от меня, Джим? Кукловод сказал найти тебя. Дженни, спасибо за молоко. ― Сделав взмах стаканом вверх, я начала пить, под взглядом улыбающихся глаз довольной хозяйки кухни.
― Мы только что обсуждали с Дженни то, что тебе нужен постельный режим на сегодняшний день и усиленное питание. Дженни уже начала готовить калорийный обед. Видимо, Кукловод имел в виду именно это, когда отправлял тебя к нам, если не дал тебе дополнительных, более конкретных инструкций.
― Не дал…
― В таком случае, завтракай, я сейчас принесу тебе витамины, которые нужно выпить за сегодняшний день. Затем иди наверх и не спускайся на кухню, раньше обеда. Если вдруг заснешь, Дженни принесет обед тебе в комнату. Я зайду к тебе вечером, чтобы оценить твое состояние.
― Джим, я прекрасно себя чувствую. Не нужно витаминов. И обеда в постель не нужно…
― Это не обсуждается! ― Джим не дал мне договорить. Дженни подсунула под нос горячий завтрак, и я поняла, что сейчас у меня появилось более важное дело, нежели спор с доктором, которого переспорить в принципе невозможно, если дело касается лечения.
Спустя полчаса я уже поднималась по лестнице в свою комнату с пакетиками в руке и бутылкой воды подмышкой.
Утром я проснулась в достаточно хорошем расположении духа и вспомнила вчерашний день во всех подробностях, как только почувствовала саднящую боль в ладонях, на которых были свежие бинты. Видимо, я крепко уснула и Джим, воспользовавшись тем, что я не сопротивляюсь, сменил повязки. Скорее всего, ночью меня никто не беспокоил. Думая про это «никто», я тут же привычно провела ладонью по кровати рядом с собой, но быстро отдернула руку, сообразив, что это «никто», возможно, наблюдает за мной с ухмылочкой, которая после этого жеста, должна быть, как минимум, на пол лица. Чертов жест!
Я встала, пытаясь размять затекшие конечности. По свету, падающему из заколоченного окна, я сделала вывод, что сейчас очень раннее утро. Возможно, все еще спят и вездесущее «никто» ― тоже. Эта мысль немного подняла мне настроение, которое упало ниже плинтуса, едва я подумала о том, в каком глупом свете могла себя выставить минуту назад. Руки страшно саднили, я слегка пошевелила ими, пробуя «взять» воображаемый предмет, и поняла, что не вполне пришла в себя. Раны, похоже, воспалились, судя по стучащей, пульсирующей и отдающейся в голове ноющей боли, становящейся моим утренним наваждением. Чертовы ручки!
