Третья республика также осыпала Гюго почестями. Он был избран сенатором (но в заседаниях Сената участвовал редко). В 1882 году торжественно был отпраздновал день 80-летия Гюго. В Безансоне на доме, где он родился, была прибита бронзовая доска с барельефом поэта. Когда Гюго скончался 22 мая 1885 года, его тело было выставлено для поклонения под Триумфальной аркой; в день его похорон, собравших весь Париж, были закрыты все общественные учреждения и учебные заведения. Тело Гюго похоронено в Пантеоне.
В России и вообще за границей Франции Гюго наиболее известен как автор романов и отчасти как драматург. Драмы Гюго для нашего времени значительно поблекли. Характеры, созданные им, односторонни. Он то награждает своих героев всеми добродетелями, то делает их вместилищем всех пороков. Психология этих героев прямолинейна и однообразна. Ход действия исполнен всяких несообразностей; автор постоянно прибегает к переодеваниям, неожиданным «узнаваниям», «голосу крови» и т. п., нагромождает ужасы и шумные сцены. Сохраняют значение только лирические места этих драм, а в некоторых еще живое изображение прошлого быта, например в «Бургграфах».
В романах Гюго, напротив, иное бесспорно принадлежит искусству «вечному». Правда, в них много недостатков, характерных для всего «романтического романа». Изложение постоянно прерывается бесконечными отступлениями, лирическими, историческими, философскими; картины поверхностны и условны; психология действующих лиц разработана неглубоко; запутанная интрига маловероятна, и автор заставляет своих героев совершать подвиги невозможные (Жан Вальжан); неприятно действует стремление Гюго, с годами усиливавшееся у него, везде выставлять антитезы: черному у него постоянно противополагается белое, пороку – добродетель, трагическому – смешное; те же антитезы до нестерпимости пестрят самый стиль. Но Гюго побеждает читателя своим поразительным уменьем все изображать ярко и рельефно, заставлять воочию видеть описываемые сцены. Созданные им лица кажутся живыми не потому, что поэт раскрыл пред нами их душу, а потому, что он из слов изваял их явно зримые образы. Так нельзя забыть Гавроша, ночующего с малышами в «слоне», или детей, забытых в пылающем замке в «Девяносто третьем годе». Когда Гюго вносит в роман черты автобиографические, он проникает и в глубину человеческой души, как, например, в образе Мариуса. Исторические картины Гюго, при всем их несовершенстве с научной точки зрения, изумительно живописны. Может быть, Средневековье было не таково, как оно изображено в «Соборе», но Гюго заставляет нас его таким видеть и в то, что мы видим, верить. Особый дар Гюго составляло проникновение в жизнь неодушевленных предметов, благодаря чему и собор Богоматери, и море, и горящий замок у него кажутся живыми существами.
