Ага, ладно:
— В магазине побывал курьер по имени Корвина, который…
— Нет, нет, — Пенумбра останавливает меня.
Прикрыв глаза, он трет переносицу.
— Погодите. Я объясню, потом запишете. Он был необыкновенно бледен, глаза как у хорька, сорок один год, плотный и с неэстетичной бородой, в костюме из мягкой шерсти, однобортном, и с действующими пуговицами на манжетах, и в черных кожаных туфлях с острыми носами — так?
Точно. Туфель я не заметил, но Пенумбра на раз вычислил того типа.
— Ну, разумеется. Его зовут Эрик, и его дар — настоящая драгоценность.
Пенумбра поболтал скотч в стакане.
— Пусть даже он слишком рьяно выполняет свою роль. Это он перенял у Корвины.
— А кто же этот Корвина?
Смешно говорить, но:
— Он вам кланяется.
— Да уж конечно, — Пенумбра закатывает глаза. — Эрик от него без ума. Как многие из молодых.
Уклонился от вопроса. Помолчав мгновение, он поднимает глаза и ловит мой взгляд.
— Тут у нас не просто книжный магазин, как вы, несомненно, уже догадались. Здесь еще и своего рода библиотека, одна из множества по всему миру. Другая такая же в Лондоне, в Париже — всего дюжина. Среди них не найдешь двух похожих, но назначение у всех одно, и Корвина надзирает за всеми.
— То есть он ваш босс.
От этих слов Пенумбра мрачнеет.
— Я предпочитаю думать о нем как о нашем попечителе, — говорит он, задерживаясь немного на каждом слове. Это «нашем» не проходит незамеченным, и я улыбаюсь.
— Но, подозреваю, Корвина с радостью согласился бы с вашим определением.
Я пересказываю, что Эрик говорил о книгах на коротких полках — и о непослушании Пенумбры.
— Да, да, — со вздохом говорит Пенумбра. — Это я уже проходил. Дурь. Душа библиотек в том, что они все разные. В Берлине Кёстер с его музыкой, в Петербурге Грибоедов с огромным самоваром. А тут, в Сан-Франциско, самое яркое отличие среди всех.
— Какое?
— Ну как: у нас есть книги, которые люди правда могут захотеть прочесть!
Пенумбра хохочет, демонстрируя зубастый оскал. Я тоже смеюсь.
— Значит, ничего страшного?
Пенумбра пожимает плечами.
— Это зависит, — говорит он. — Зависит от того, насколько всерьез вы воспринимаете старого косного бюрократа, который думает, что все должно быть одинаковым, повсюду и всегда.
И, помолчав, добавляет:
— Так вышло, что я совсем не принимаю его всерьез.
— А он тут бывает?
— Никогда, — чеканит Пенумбра, качая головой. — Он не был в Сан-Франциско много лет… больше десяти. Нет, у него есть другие заботы. И слава богу, что так.
