В эту минуту корова с такой силой ударила в стену, что содрогнулась вся канцелярия.
— Э, раздуй тебя горой! — с негодованием крикнул войт.
Между тем писарь, усевшись на стол, снова начал ковырять в носу.
— И поделом вам! — наконец проговорил он. — Чего вы смотрите? И сейчас будет так. Это пьянство до добра не доведет. Одна паршивая овца все стадо портит! Разве неизвестно, кто в Бараньей Голове всем управляет и людей толкает в корчму?
— Это уж как знать, а насчет питья, так иному после работы непременно нужно выпить.
— А я вам говорю: избавитесь от Репы — и все хорошо будет.
— Что же мне, по-вашему, башку ему свернуть, что ли?
— Башку ему не свернешь, а теперь составляются рекрутские списки, внести в список — и пусть тянет жребий.
— Да ведь он женатый, у него уже мальчишка годовалый.
— Кто же об этом узнает? Жаловаться он не пойдет, а пойдет, все равно никто его слушать не станет. Когда набор идет, никому недосуг.
— Ох, пан писарь, пап писарь! Видать, тут дело не в пьянстве, а в жене Репы... Да ведь это большой грех!
— А вам-то что? Вы вот смотрите, ведь и вашему сыну уже девятнадцать лет, значит, и ему тянуть жребий.
— Знаю я это, а сына своего не отдам. Если нельзя будет иначе, так и выкуплю.
— Ишь ты, какой богач нашелся!
— Подкопил я малость медяков, хоть и не больно много, да авось хватит.
— Восемьсот рубликов медяками придется платить.
— Раз сказал — заплачу, так хоть и медяками, а заплачу! А там бог даст, останусь войтом, так с божьей помощью годика за два опять соберу.
— Это еще неизвестно, соберете вы или не соберете. Мне ведь тоже нужно, и я не допущу, чтобы вы всем один пользовались. У человека образованного расходов всегда больше, нежели у простого, а мы запишем Репу вместо вашего сына, а вы денежки сбережете... Восемьсот рублей на улице не валяются.
Войт призадумался. Надежда сберечь такую значительную сумму приятно улыбалась ему.
— Да ведь за это не похвалят,— наконец проговорил он.
— Уж это не вашего ума дело.
— Вот я и боюсь: вы своей головой надумаете, а свалится все на мою голову.
— Не хотите, так платите восемьсот рублей...
— Да разве я говорю, что мне их не жалко!
— Если вы думаете, что соберете их опять, так нечего и жалеть. Но вы не особенно рассчитывайте, что останетесь войтом. Еще про вас не все знают, а вот узнают то, что я знаю...
— Да ведь канцелярских вы больше берете, чем я,— возразил войт.
— Я не о канцелярских говорю, а о прежних делах...
— Этого я не боюсь! Что мне приказывали, то я и делал.
