— Нет.
— Ну так слушай. На следующей неделе на белорусскую границу большая делегация выезжает — праздновать годовщину, как там порушили какие-то там пограничные столбы. Фестиваль будет — славянское единство, песни, пляски, керамика, пантомима, все что надо. Праздник Янки Купалы — депутаты обоих парламентов через костер будут прыгать, хоровод водить вокруг конской головы, русалок отлавливать, ну и все такое. Ну а через два дня сюда уже основная делегация приезжает — большой договор заключать. В следующую субботу его первые лица подпишут. В день подписания пол-Москвы на уши поставят — фольклорные пляски, гром из пушек, патриарх с молебном, народные викторины, эстафеты, женские хоры с дирижаблей цветы разбрасывать будут — кому-то это надо, кто-то свои задачи решает, ядрить их…
— Понятно. А о чем договор?
— О чем… объединяемся мы с ними. В союз, в единое государство. Ты что, действительно ничего об этом не слышал?
— Нет. Погодите. Так мы ж с ними в прошлом году объединялись уже?
— Ну и что? А сейчас опять объединяемся. Интегрируемся мы с ними. Интеграция — что такое, понимаешь, нет?
— Нет.
— Это мало кто понимает. Вернее, все понятно, знать бы только, как нам из-под всего этого выползать теперь.
— А на какой основе объединение?
— На основе нерушимости суверенитетов, на какой же еще.
— А, ну да. Действительно. Извините, глупый вопрос.
— Ну вот, даже ты понимаешь.
— Ну да, — Сергей кивнул. — Интеграция с Белоруссией — это что-то вроде секса по телефону. И удовольствие сомнительное, и детей точно не будет.
— Да какие удовольствия теперь. Все начальство только вокруг этого и пляшет. По телефону, кстати, тоже не отвечает, все совещания отменены, сами то ли заседают, то ли носятся хрен знает где. Все подготовкой заняты. Подготовка еще та идет. Сам знаешь, как у нас раскочегарить могут, если сверху добро дадут. В общем, в такой ситуации и за такой санкцией идти, с таким докладом — лучше сразу себе голову прострелить, ну наше начальство и зарылось в блиндажах, наверх никто и носа не кажет.
— Ну понятно. По шапке получить можно капитально.
— Да не в том дело, что по шапке. По шапке сколько раз получали. Просто шансов ноль — бессмысленно и опасно, — Сергачев, кривясь, дернул головой. — Понимаешь, о таких ситуациях или аналогичных докладывать принято, когда уже исправлено все — тогда они там наверху все правильно понимают. Ну там пожурят, перьев навтыкают, но суть в том, что все уже позади, от них уже ничего не требуется, им ничего делать не надо, а это для них самое главное. А тут ситуация подвешенная, доложить — значит перед фактом поставить, а дальше сам понимаешь, как все покатиться может, когда столько народу наверху спит и видит, как бы нашу отрасль последнего финансирования лишить. Комиссии, реорганизации — все устроят, по полной программе. И, главное, санкции на спецоперацию все равно не дадут — в такой момент такую операцию санкционировать — это ж политической провокацией пахнет, что они там, самоубийцы, что ли. Ну вот и имеем ситуацию. Новейшая ракета, военными секретами под завязку набитая, в трехстах километрах от границы лежит, а мы ни рукой, ни ногой пошевелить не можем.
