Заложница.
Пораженная, испуганная Кория думала о куклах в своей комнатке: каждая ждет жизни, каждую ожидает судьба, даруемая лишь богиней. Они не шевелились уже годы. Они сгрудились в темноте за стенками каменного сундука.
- На заре, - сказал Джелекам От, - вы уйдете. Одни.
- Ты пожалеешь, - заскрипел зубами Раск.
- Еще одна такая угроза, - отвечал От, - и хозяин этого дома познает гнев. Он может изгнать вас на ночевку под светом звезд, как подобает грубым собакам, ничего не знающим о чести. Или, решив, что вы за пределами спасения, может просто убить всех.
Кория заметила, что Раск побледнел под всей своей грязью. Он встал, махнул рукой, и остальные воины вскочили с кресел, потянулись за сложенными вещами. - За отдых, - зловещим голосом ответил Раск, - мы тебе благодарны, капитан. Но в следующий раз мы будем обедать в этом зале, грызя твои кости.
От тоже поднялся. - Мечтая, почешись во сне, Джелек. Вон отсюда. Я с вами закончил.
Едва они вывалились наружу, Кория начала готовиться к уборке объедков; однако От рассеянно взмахнул рукой и сказал: - Нынче ночью я пробужу колдовство Омтозе Феллака. Кория, возвращайся в комнату.
- Но...
- Колдовство ценно. По крайней мере, я очищу зал от вшей. Ну-ка, в комнату. И не надо бояться Солтейкенов.
- Знаю, - ответила она. - Учитель, если вы сделали меня сосудом... ну, я не чувствую этого я не пуста изнутри. Я не ощущаю покоя.
Слово заставило его вздрогнуть. - Покой! Я не говорил о покое. Отсутствие, Кория, это томление. - Необычайные глаза впились в нее. - Ты не чувствуешь томления?
Она чувствовала. Она познала истину, едва он заговорил о внутреннем. Она была богиней, уставшей от детей своих, она видела, что каждое лето становится короче, пылая нетерпением, но не поняла еще, что может прийти на смену утраченной эпохе.
- Нынешней ночью тебе надо поспать, - сказал От тоном, никогда прежде ею не слышанным. Почти... нежным. - Наутро, Кория, уроки начнутся с новой силой. - Он отвернулся. - Мое последнее задание касается нас обоих, и мы будем достойными. Это я обещаю. - Он снова махнул рукой, и девушка поспешила к себе. Разум ее бурлил.
Карету подали к величественному некогда входу Дома Друкорлас. Одинокая лошадь стояла в упряжи, мотая головой и кусая удила. Путь ей должен выпасть трудный, ведь карета тяжела и в былые годы гуж тащила четверка. Неподалеку, едва видимый оттуда, где стояла на ступенях леди Нерис Друкорлат, маленький мальчик играл в развалинах сгоревших конюшен. Она заметила, что руки у него в саже, да и коленки уже выпачканы.
