- Если я не напьюсь первым.
- Значит, состязание? Отлично!
Есть нечто жалкое, подумалось Раалу, в юнце, жаждущем подходящей причины, чтобы напиться и сесть молча и одиноко, созерцая не желающие уходить воспоминания. Как наяву видя павших друзей и слыша вопли умирающих. Сам Хунн Раал никому бы такого не пожелал... но если не произойдет что-то, делающее портрет Урусандера подлинным выражением его сути, быть гражданской войне.
И легионы окажутся пойманы глазом бури.
Вот истинная ирония: родовая линия самого Хунна Раала, линия Иссгинов имеет больше прав на престол, нежели все иные, даже сама Мать Тьма. Но ладно. Прошлое - не просто череда зияющих дыр. Там и тут эти дыры заполнены, причем давно, истины захоронены глубоко и надежно. И это тоже правильно. Он старается не ради себя самого, верно? Ради блага королевства. Пусть ценой собственной жизни, но он увидит Урусандера на Троне Черного Дерева.
Мысли вернулись к Драконусу, словно кровь блеснула в ночи, и он ощутил в груди горячую ярость. Все полагают, что легионеры останутся в стороне, не вмешаются в раздрай среди знати. Но всеобщее мнение ошибается. Хунн Раал об этом позаботится. Если напряжение разрешится открытым конфликтом, Драконус увидит восставшими против него не только сыновей и дочерей Тьмы, но и Легион Урусандера.
"Тогда поглядим, Драконус, как ты отболтаешься. Увидим, куда завело тебя безумие властных амбиций".
Ночь окутала город внизу, только таверны светились на дне долины желтым и золотым светом фонарей. Словно огоньки свечей. Хунн Раал ощутил, как просыпается жажда.
Кедаспела смоченной в спирте тряпицей стер с рук последние, самые упрямые пятна краски; глаза заслезились от поднявшихся паров. Он отослал слуг. Идея посторонней помощи для переодевания к обеду абсурдна. Тайна великого портрета в том, чтобы встретиться с объектом с глазу на глаз, наравне, будь то вождь армий или мальчик-пастух, готовый отдать жизнь ради стада амридов. Он презирал идею "лучших". Положение и богатство - хлипкие драпировки, а за ними существа столь же порочные, сколь все остальные; и если они желают, чтобы все плясали и припрыгивали позади, то это доказательство внутренней слабости и ничего больше. Что может быть более жалким?
Он никогда не хотел иметь слуг. Не желал создавать искусственное неравенство. Каждая жизнь - дар, и стоит только взглянуть в глаза другого, в любой день, в любом месте, чтобы всё понять. И не имеет значения, чьи это глаза. Он видит верно, он сумеет передать истину остальным. Его рука никогда не лжет.
