Ее не прижмешь. В интервью, представленном в письменном виде, не останется ничего, кроме правильных обтекаемых слов и вполне ожидаемых благих пожеланий. Ничего такого, что передавало бы эту тень отвратительного презрения, которое сквозило в голосе министра. Тонкость иронии мешала разоблачению. Она произносила “я понимаю их потребности”, но при этом подразумевала “потребности нарожать кучу сопляков, чтобы заполнить пустоту своего жалкого существования”. Она была омерзительна.
Интервью продолжалось в том же духе. Стандартные вопросы, ожидаемые ответы – и все пронизано презрением. На какое-то мгновение Эме показалось, что интервью больше не интересует министра и она механически произносит фразы, которых ждет от нее журналистка. Эма даже подозревала, что министр мыслями где-то далеко. Она подождала, пока не убедилась в том, что монотонное чередование банальных вопросов и ответов притупило внимание собеседницы, а потом рискнула выступить в духе лейтенанта Коломбо.
– Последняя тема, которую я бы хотела обсудить с вами. На какой стадии сейчас находится проект “Да Винчи”?
Эма не то чтобы выбрала самый изящный и аккуратный ход. Ее целью было отследить реакцию министра на само название. И она не была разочарована. В мгновение ока женщина-политик снова стала напряженно внимательной к сидящей напротив молодой журналистке, она застыла, полностью закрылась. Но это продлилось не дольше чем пару секунд. После чего она ответила все тем же бесцветным голосом:
– Это не является темой нашей беседы.
Эма колебалась недолго, решила, что теперь уже можно ничего не бояться, и продолжила блефовать:
– Да, конечно, согласна. Но это важнейшая новость в министерстве. Один из ключевых проектов в вашей деятельности.
– Интервью окончено. Всего доброго, мадемуазель.
Госпожа министр протянула ей вялую руку. Она даже не попыталась осторожно запудрить ей мозги. Эма пожала похожую на слизняка ладонь. Пока хозяйка кабинета провожала ее к двери, Эме пришло в голову, что в этом-то и есть тайна власти. Потоки слизи стекаются под здание министерства на улице Валуа.
Когда министр открыла дверь, Эма услышала отдаленный шум.
– Оставляю вас здесь, у меня дела.
Эма не успела поблагодарить ее за бесконечную любезность, потому что дверь сразу захлопнулась. Пока она шла по позолоченному коридору, гул голосов звучал все отчетливей. В вестибюле она увидела Фреда, который стоял перед стойкой и наблюдал за происходящим на улице. Она направилась к нему, и тут раздались крики, которые Эма поначалу приняла за вопли жаждущих крови хулиганов. Фред широко раскрыл рот и стал тыкать куда-то указательным пальцем. Эма обернулась, недоумевая, и увидела, что в вестибюль с деликатностью полчища викингов ворвалась пара десятков фигур в балаклавах. Один из них поднял руку, разбежался, как прыгун с шестом на олимпийском стадионе, и что-то швырнул. Раздались крики. Снаряд, казалось, пересек пространство в замедленном темпе, перекрутился вокруг своей оси, от него что-то отделилось, и в воздух взметнулась струя коричневой жижи, забрызгавшая золоченые стены Республики. Через секунду в нос ударила невыносимая вонь нечистот. Еще до того, как ее мозг идентифицировал тошнотворный запах, Эма почувствовала, как желудок сжался, а последняя еда вместе с желчью промчалась вверх по пищеводу со скоростью гоночного болида и подкатила к горлу. Нечеловеческим усилием она все это сглотнула.
