На все это смотришь с трепетом.
Но сильнее всего из весенних явлений волнует меня прилет журавлей. Я люблю этих голенастых птиц, несущих на своих крыльях весну. Мне они дороги так же, как дорога земля, по которой я брожу. Они — неотделимая часть нашей Родины, широкой и раздольной. Кто хоть раз видел проплывающий в небе караван журавлей, слышал их чуть печальные крики, для того родная природа станет еще дороже и краше.
…Как-то в районе Аятского озера я наткнулся на место ночлега «охотников». Рядом, в кустах, бился умирающий журавль. Видно, просто ради забавы сбили птицу, порадовались невиданному бою ружья и кинули свой трофей в кусты за ненадобностью.
Я ничем не мог помочь птице. Журавль, умирая, пытался встать, бил по земле сломанными крыльями и наконец, издав жалобный крик, приник к земле, словно ища у нее помощи.
Весь тот день стоял он у меня перед глазами. Я думал о человеке, убившем не только птицу, но и все светлое, что еще оставалось в его заскорузлой душе.
РЫБАЧИЙ КОСТЕР
Сошло половодье. Чуть-чуть посветлела вода, и чебак с подлещиком пошли на приманку. На берегах озер затеплились рыбачьи костры.
Несколько дней подряд дул теплый ветер, донося горьковатый запах полыни с далеких степей. Ветер озоровал, трепал косы берез, пенил озерную воду и звал за собой в дальний путь.
Обдутые ветром, обмытые дождями и ливнями от каждого полустанка расходятся в разные стороны дорожки. Одни ведут на озера, к глухим моховым болотам, где пьяно пахнет багульником и кассандрой, к глубоким торфяным разрезам с кружевами зеленой ряски. Есть тропки еле приметные. Эти уводят в далекие горы, где на берегу порожистой речки прячется в тени покосившийся балаганчик.
Осеннее ненастье смыло следы на тропинках, укрыло жухлым листом, а свежая мурава совсем спряталась от взора. И если не знаешь тайных примет, не попасть в заветное место. Чем зорче твой взгляд, тем больше примет остается в памяти. Вот сломанная молнией старая береза, вывернутая бурей сосна. Отсюда нужно свернуть к виднеющейся вдали горе. А там, от каменных палаток, спуститься в ложок и, перейдя ручей, свернуть в мокрый ельник…
Так, восстанавливая в памяти путь, добираюсь до небольшого озера, заросшего по берегам белой ольхой и черемухой.
Перо-поплавок чуть колыхнулся, пошел в сторону, начал медленно тонуть. Вновь появился и вдруг быстро нырнул под воду. Легкая подсечка — и по натянувшейся леске чувствуешь: есть! Вот он, отливающий серебром, лещ!