«Черт его знает, может, он и прав», — подумал Хмель и ответил:
— Хорошо, я поеду.
— Вот и отлично, — улыбнулся Петров и, взяв Хмеля под руку, направился с ним к двери.
— Кстати, Семен Матвеевич, у вас в сотне исключительно бывшие партизаны, почему вы не хотите брать молодежь?
И опять Хмель подумал: «Пожалуй, Петров прав, поеду — пугну Гая: не в первый раз. А придет бригада, — мы ему кишки выпустим. И насчет отряда правду сказал, надо отряд пополнять».
5
Заведующий финансовым отделом ревкома — он же управляющий маслобойкой, — сухонький небольшой старичок с рыжеватыми с проседью усами, подошел к бедарке. Возле нее стояли два пожилых казака с шапками в руках. Третий, молодой, в защитной гимнастерке, оправлял сбрую на мышастом коньке с отвисшей от старости губой.
Старичок схватился руками за края бедарки и, кряхтя, уселся на охапке сена, положенного на сиденье. Взяв веревочные вожжи, он строго поглядел на казаков:
— И не просите, казаки. Когда мог… делал, а теперь никак нельзя.
Оба пожилых заговорили сразу:
— Уж ты, Митрич, не отказуй, похлопочи… Не дай
помереть голодной смертью.
— Зря просите, старики. Видели нового продкомиссара? Уж такой лютый! — Митрич вздохнул. — Говорят, из Москвы. Самим Совнаркомом прислан.
— Неужто вчистую… до последнего зерна?
— Значит, так надо. Армия, слышь, голодает.
В разговор вмешался третий, в защитной гимнастерке.
— «Надо–надо!» Что ж нам, лебеду жрать, что ли? А у других еще ни разу не брали!
— Возьмут и у них. А ты еще молод, тебе бы помолчать следовало!
— Жрать одинаково все хотят.
Митрич пожевал губами, словно хотел возразить, но, видимо, передумав, дернул вожжи. Мышастый конек нехотя направился к раскрытым воротам.
На улице Митрича окликнул человек в синих, непомерно широких галифе и солдатской гимнастерке. На плечи его была накинута серая офицерская шинель.
— На маслобойку? — спросил он.
— На маслобойку, товарищ военком.
Человек в шинели подошел к бедарке и протянул руку.
— Здравствуй, Митрич!
Митрич приветливо улыбнулся.
— Здравствуйте. В ревком идете?
— Угу. Ты зайди вечерком, поможешь сводку написать.
— Зайду. Слышите, казаки дюже недовольны. Уж больно продотрядчики лютуют.
Военком поморщился.
— Ничего твоим казакам не сделается. Армия без хлеба, в России голод, а твои казаки пшеницу — в землю, а сами за винтовки да в плавни.
— Полегче бы надо…
Тут будем полегче, а на фронте красноармейцы пояса будут потуже затягивать — так, что ли, по–твоему?
— Эх; товарищ военком, долго ли до греха? Восстание поднять могут. Ведь продкомиссар у иных все под метлу вымел.
