– У меня чистые руки и чистое сердце.
– Не сомневаюсь; я восхищаюсь вами, профессор, но я никогда вас не полюблю.
Халлорсен отступил, словно не доверяя своей выдержке, и отвесил ей глубокий поклон. Во всем его облике было столько благородства, что она невольно им залюбовалась. Наступило долгое молчание.
– Ну что ж, слезами горю не поможешь, – сказал он наконец, – располагайте мною, как вам будет угодно. Я ваш покорный слуга. – И, круто повернувшись, вышел.
Внизу хлопнула дверь, и Динни почувствовала комок в горле. Ей было больно оттого, что она причинила ему боль, но она испытывала и облегчение – такое, какое испытываешь, когда тебе перестает угрожать что-то огромное, стихийное, первобытное. Динни постояла перед зеркалом, злясь на себя, словно она только сейчас обнаружила, какие у нее чувствительные нервы. Как мог большой, красивый, пышущий здоровьем человек полюбить это существо с рыбьей кровью, эту спичку, которую она видела сейчас в зеркале? Да ведь он может убить ее одним щелчком. Не это ли ее и оттолкнуло? Своим ростом, своей силой, своим румянцем и звучным голосом он как бы олицетворял безбрежный простор его прерий. Смешно, глупо, может быть, но это и в самом деле ее отталкивало. Ее место здесь, в ее мире, а совсем не среди таких, как он. Если поставить их рядом, они будут выглядеть просто смехотворно. Она все еще стояла, невесело улыбаясь, перед зеркалом, когда приехал Адриан.
Динни порывисто повернулась к нему. Трудно было представить себе больший контраст с недавним посетителем. Она поглядела на этого совсем не цветущего, немолодого, умного, мягкого и глубоко встревоженного человека – и сразу как-то успокоилась. Динни поцеловала его.
– Я переезжаю к Диане и хотела перед этим тебя повидать.
– Ты в самом деле туда едешь?
– Да. Ты, наверно, не обедал и чаю не пил… – Она позвонила. – Кокер, принесите мистеру Адриану…
– Пожалуйста, коньяку с содовой, Кокер.
– Теперь рассказывай, дядя, – сказала она, когда он проглотил коньяк.
– Боюсь, Динни, что на них не очень-то можно положиться. По их мнению, Ферзу лучше вернуться в клинику. Но я не пойму, зачем это нужно, пока он ведет себя нормально. Они отрицают возможность его выздоровления, но не могут припомнить у него ни одного ненормального поступка за последние недели. Я разыскал его служителя и расспросил его. По-моему, это порядочный человек; он мне сказал, что в данный момент Ферз так же здоров, как он сам. Но беда в том, что Ферз однажды уже поправился – он был здоров три недели, а потом все началось снова. Этот парень считает, что если что-нибудь выведет Ферза из равновесия, – например, если ему будут перечить, – он заболеет опять, и, может быть, еще хуже. Просто ужас.
