— Прости, я немного растерялся, — на лице Салливана Траска появился румянец. — Проходи.
— Отличная комната! — заметила Оливия. — Это твои плакаты?
— Нет, они принадлежат Фрэнку, моему соседу по комнате, — ответил Салли.
Перехватив вопросительный взгляд девушки, Салливан поспешил успокоить её:
— Он вернётся не скоро, так что никто не помешает нам заниматься.
Оливия изящно присела на диван и положила рядом с собой сумочку. Краем глаза она успела окинуть всю комнату. В данный момент её интересовало доказательство свидания с Салливаном Траском, которое она предоставит Джимми Ханту и его компании. Что она может предложить в качестве подходящего доказательства? Какую-нибудь вещь Салли? «Извини, детка, но я могу купить такую в любом магазине», — возразил ухмыляющийся Джимми в голове Оливии. Может быть, незаметно взять одну из тетрадей с лекциями? Почерк Салливана будет прекрасным свидетельством того, что тетрадь принадлежит именно ему.
— Итак, с чего начнём? — прервал размышления девушки Салливан. Он долго думал, куда бы ему лучше убрать руки, потому что не мог найти им подходящего места, и в итоге положил их себе на колени.
— Прости, я на минуту отвлеклась, — отозвалась девушка. — О чём ты меня спросил?
— С чего бы ты хотела начать? — терпеливо повторил студент.
— С европейской литературы девятнадцатого века.
— Разумеется, — улыбнулся Салливан, продолжая испытывать неловкость в присутствии Оливии (самой Оливии!) Пеннингтон. — Я хотел бы уточнить, с писателей и поэтов какой страны мы приступим к изучению курса европейской литературы девятнадцатого века?
— С Европы, — ответила Оливия, взглянув на Салливана так, будто он задал ей самый глупый вопрос в её жизни.
— Европа — это название одной из пяти частей света, — произнёс Салливан. Его заявление нисколько не смутило Оливию.
— Тебе лучше знать, — передёрнула плечами девушка. — Ведь это ты разбираешься в европейской литературе.
«В географии», — чуть не сорвалось с языка у Салли, но он сдержался, чтобы не обидеть гостью. Вместо ненужного замечания он перечислил страны, расположенные в упомянутой части света, после чего предложил приступить к изучению немецкой литературы.
— Девятнадцатый век можно назвать веком высокой классики, — сказал Салли. — Мир узнал о таких именах, как Генрих Гейне, Новалис, Эрнст Теодор Амадей Гофман…
«Неужели он собирается рассказывать мне всю эту галиматью?» — мысленно ужаснулась Оливия Пеннингтон, но внешне ничем не выразила своего равнодушия к знаниям.
