— Уделить все мое внимание тебе, хм? Я думала, мы смотрели фильм.
Я не упустил тот факт, что она не ответила на мой вопрос. Это был парень. Ублюдок. Я не мог сказать, чувствовал ли себя защитником или собственником, потому что замечал и проблески невинной маленькой девочки, о которой всегда заботился, и красотки, которая лежала на своей кровати. И я не имел гребаного понятия, была ли та, которая лежит на кровати, невинна или нет.
Боже. Я не мог даже переварить эту мысль.
Но, черт, ей двадцать, и я не питал иллюзий.
Телефон пиликнул снова, и прежде чем понял, что делаю, я перевернулся на руки и колени. Прополз несколько футов по полу к ее кровати и забрался на нее. Я схватил ее глупую белую штучку, которую она закопала в одеяло.
— Что, черт возьми, ты делаешь? — она была захвачена врасплох, и ее голос звучал шокировано, и скрипуче. У меня как-то получилось заключить ее в клетку, мои ноги по обе стороны от ее, одна рука лежала на кровати чуть выше ее плеча, а другая держала ее телефон. Ее рот открылся, а глаза расширились от удивления. Я был так близко к ней, я мог чувствовать ее сердцебиение, ровные и сильные удары. Что-то внутри меня кричало, чтобы я отстранился, потому что я, без сомнения, понимал, что не должен таким способом находиться рядом с ней, что не должен позволять моей крови вскипать, мчаться, гудеть, когда я слушаю, как ее сердцебиение ускоряется. Мне не должно нравиться, как она реагирует на меня.
Но мне нравится.
— Кто это? — спросил я.
— Это просто Гейб.
— И кто, твою мать, этот Гейб такой?
Она, казалось, освободилась от ступора, в котором была, и фыркнула:
— Тебе, что двенадцать, Джаред? Ну вот, еще. И кто, черт побери, ты такой, чтобы спрашивать? — сказала она, когда забирала свой телефон из моей руки.
Я хотел говорить с ней, смотреть на ее рот и целовать его в одно и то же время.
— Твой друг, помнишь? И друзья не позволяют друзьям переписываться с какими-то мудаками. — Или ходить с ними на свидание.
— О, правда?
— Правда.
Ее грудь вздымалась, когда она смеялась, и я был уверен, она думала, что этот сладенький звук будет устрашающим и дерзким. Она подтянулась, чтобы сесть, и расправила свои плечи.
Боже, я действительно хотел поцеловать ее.
— И с чего ты взял, что Гейб — мудак? Ты ничего о нем не знаешь.
Я наклонил голову к часам, около ее кровати, которые показывали, что время было не подходящее.
— Тогда, что он хочет?
— Он попросил, чтобы я приехала и потусовалась с ним.
