В 1913 году подвернулось другое имение — в селе Финеево, в 40 верстах от станции Апрелевка, с 350 десятинами земли и леса. Купец Власов продавал свой добротный каменный дом в стиле русского ампира со всей утварью — столовым и постельным бельем, посудой, иконами в серебряных окладах и даже с заготовленными на зиму вареньями и наливками. Бахрушин опять стал торговаться, хотел было уже отступиться — слишком дорого. Но тут вмешался отец. Девяностолетний Александр Алексеевич рассудил, что покупка имения — дело выгодное, и добавил сыну сумму, которую тот пытался выторговать.
В тот же год решилась и судьба музея. Переговоры о ней велись давно. Еще в 1901 году, когда в Петербурге задумали создать музей при императорских театрах, Бахрушин предложил включить туда собранные им материалы. Однако для этого коллекцию потребовали перевезти в Петербург. Алексей Александрович не мог на такое согласиться, хотя бы потому, что многие дарители ставили условием, чтобы переданные ему вещи и документы остались навечно в Москве.
Московская Городская Дума и городская управа также отказались принять дар Бахрушина. Возникали сомнения, нужен ли вообще такой музей, смущали расходы на его содержание.
Как–то на одной из бахрушинских суббот Алексей Александрович в шутку спросил приехавшего из Петербурга В. А. Рышкова, секретаря отделения русского языка и словесности Академии наук:
— А ч-to, Академия наук не возьмет себе мой музей? Только с условием, что он останется в Москве.
Рышков обещал навести справки. Он был искренне озабочен будущностью музея и начал энергичные хлопоты. Академики П. В. Никитин, С. Ф. Ольден- бург, Н. А. Котляревский очень заинтересовались предложением Бахрушина и дали делу ход. Началась оживленная переписка, и тут одно за другим стали возникать самые неожиданные препятствия: то невозможно оставить музей в Москве, то трудно найти деньги, чтобы его финансировать, то пятое, то десятое…
Наконец, из Петербурга приехал академик Н. А. Котляревский. Он осмотрел дом Бахрушина, ознакомился с его коллекцией и, вернувшись, подробно доложил обо всем, что увидел, тогдашнему президенту Академии наук великому князю Константину Константиновичу. Дядя царя в отличие от многих своих родственников был мягким, интеллигентным человеком, поэтом (стихи подписывал начальными буквами имени и фамилии — «К. Р.», Константин Романов). Великий князь поддержал идею о том, чтобы Академия наук взяла театральный музей под свое крыло. Теперь дела пошли гораздо успешнее.
