. «Борьба за интересы русской феодальной церкви ставила перед Иосифом и его сподвижниками такие проблемы, которые были хорошо знакомы католикам. Русские церковники мечтали о физической расправе над еретиками – траханиоты доставляли им материал об испанской инквизиции; они собирали доказательства в защиту имущественных прав церкви – на помощь им приходил Вениамин с „даром Константина“ и другими аргументами, давно подобранными в католической литературе; тот же Вениамин оказывался полезным Геннадию и в составлении (в противовес еретикам) полного библейского кодекса. Враждебно относясь к „латинянам“, Иосиф, однако, мог учитывать их опыт в деле организации монашества и даже в полемике с еретиками»
[175].
«Московское государство возникло благодаря татарскому игу»[176], – такое эпатажное заявление сделал Н. С. Трубецкой. В принципе, здесь нет ничего нового. Связь монголо-татарского ига с процессом образования русского централизованного государства давно является признанным фактом в русской историографии. «Да будет честь и слава Москве! – писал H. M. Карамзин. – В ее стенах родилась, созрела мысль восстановить единовластие в истерзанной России, и хитрый Иоанн Калита, заслужив имя собирателя земли Русской, есть первоначальник ее славного воскресения, беспримерного в летописях мира»[177]. Вопрос заключается в интерпретации и оценке этого факта. Если у Карамзина и его последователей монголо-татарское иго – явление, безусловно, отрицательное, принесшее много бед и затормозившее развитие России. Московские князья изображали из себя верных подданных султана, а сами копили силы для отпора ненавистным захватчикам. У Трубецкого же не случайно употребляется слово «благодаря». Иго сделало Московскую Русь самобытной, а это является, согласно его концепции, целью жизни народа. Кроме того, в это время «произошло обрусение и оправославление татарщины»[178]. Россия стала крепким, спаянным православным государством. Сравнивая татарское и романо-германское влияние, к которому он относил и большевизм, Трубецкой пришел к выводу, что «татарская школа была вовсе уж не так плоха…»[179].
Итак, мы не пытаемся отрицать факт воздействия туранского элемента на русскую культуру во время монголо-татарского ига, однако трудно согласиться с тем, что такие особенности русского православия, как неспособность к отвлеченному богословскому мышлению, тесная связь между верой и повседневной культурой являются признаками «„туранизации“ самой византийской традиции и проникновения черт туранской психики в саму русскую трактовку православия»
