Взявшись за лацканы его пиджака, я гортанно прошу:
— Ляг в кровать. Я хочу заняться с тобой любовью.
Раздевшись, Лоренс ложится. Пристально наблюдает за мной, зеленые глаза, поблескивая похотью, блуждают по изгибам моей фигуры. Я становлюсь напротив и позволяю халату соскользнуть вниз. Я остаюсь полностью обнаженной. Нас ничего больше не разделяет, кроме невидимых стен, защищающих мое ожесточившееся сердце. Но и те постепенно осыпаются перед ним.
Под его неотрывным взглядом я начинаю идти вперед, и с каждым шагом нечто внутри меня — нечто, чего я не понимаю — начинает отчаянно взывать, тянуться к нему. Не к тому, как он умеет притрагиваться ко мне, не к тому, что я испытываю, когда он берет меня, заставляя трепетать от страха или от возбуждения — но к нему самому.
Взывающему ко мне.
И сегодня я подчиняюсь этому зову.
Неважно, кто кого ловит первым — он меня или я его. Все становится водоворотом эмоций, где мои руки, мой рот, мои легкие — все полно им и ощущениями, которые он во мне пробуждает. Его вкус, запах, голос ласкают меня, а прикосновения развращают. И все остальное теряет значение. Я глотаю его поцелуи, а он — мои стоны. Он пытает меня своими пальцами и дарит экстаз касаниями порочного языка. И когда мое тело начинает ломить от неутоленной страсти, когда я начинаю умолять довести меня до конца, он входит в меня одним глубоким толчком и трахает до тех пор, пока секс, перестав быть сексом, не становится единением тел, стремящихся стать одним целым. Он трахает меня до тех пор, пока перед моими глазами не остается один лишь ослепительный свет, и я кончаю, и волны жара проносятся сквозь все мое тело. И пока он находится глубоко во мне, наполняя меня своей спермой, я — на одно-единственное упоительное мгновение — понимаю, что не одна.
И этого, быть может, достаточно.
* * *
Мы лежим в постели, устроившись на боку, и глядим друг на друга. Лоренс выглядит поистине очаровательно с румянцем на скулах, с припухшим от моих поцелуев ртом, с взъерошенными после моих рук волосами. Сложно представить, что этот мужчина управляет многомиллионной империей. Подавшись вперед, я чмокаю его в кончик носа.
Он улыбается — расслабленной, удовлетворенной улыбкой.
— Что это было?
Я счастливо ухмыляюсь.
— Просто захотелось, вот и все, мистер Ротшильд.
Пока мы продолжаем молча смотреть друг другу в глаза, наши улыбки гаснут, словно тающий на улице свет. В наступившем затем покое я ощущаю странное шевеление в области сердца. Я не вполне понимаю, что это. А может, не хочу себе признаваться. Правда всегда и все усложняет, а моя жизнь и без того сложна.
