Но у Елены были другие планы. Спать ей не хотелось, а наедине с ним ей никогда не было скучно. Когда вдалеке затих шум машины, на которой приезжали их гости, она сделала то же, что делала всякий раз, когда на нее нападало такое настроение. Она подлетела к нему по воздуху и приподняла его голову. Ее глаза были закрыты, а рот полуоткрыт. Она ждала.
Стефан торопливо подошел к единственному целому окну и опустил штору – на тот случай, если какому-нибудь ворону придет в голову подглядывать в окошко. Потом он вернулся. Елена, чуть-чуть покрасневшая, была в той же позе, с по-прежнему закрытыми глазами. Иногда Стефану казалось, что, когда Елена хочет поцелуя, она способна таким образом прождать целую вечность.
– Любимая, это действительно получится так, как будто я тебя использую, – сказал он и вздохнул, а потом наклонился и поцеловал ее – нежно и целомудренно.
Елена издала разочарованный звук, очень похожий на кошачье мурлыканье и закончившийся вопросительной ноткой. Она потерлась носом о его подбородок.
– Милая моя, любимая, – сказал Стефан, погладив ее по волосам. – Бонни распутала все и не сделала тебе больно? – Но исходящее от нее тепло уже затягивало его, и он терял силу воли. Верхняя челюсть уже начинала ныть.
Елена снова потерлась носом о подбородок – на этот раз требовательно. Он поцеловал ее чуть подольше. Рассуждая логически, он понимал, что она уже взрослая. Она была старше и неизмеримо опытнее, чем девять месяцев назад, когда они забылись в страстных поцелуях. Но его никогда не оставляло чувство вины, и он не мог не беспокоиться о том, что она не высказала своего согласия, находясь в здравом уме.
На этот раз мурлычущий звук был полон отчаяния. С нее довольно. Ни с того ни с сего она взлетела ему на руки, так что он вдруг оказался перед необходимостью держать на руках теплый, плотный сгусток женственности, и ее «Пожалуйста!» в ту же секунду зазвенело яснее, как звук хрусталя, по которому проводят пальцем.
Это было одно из первых слов, которое она научилась мысленно передавать ему, когда только очнулась, немая и невесомая. И – была ангелом она или нет – но она точно знала, что делает с ним это слово.
Пожалуйста!
– Милая моя малышка, – простонал он. – Любовь моя…
Пожалуйста!
Он поцеловал ее.
Наступило долгое молчание, а потом он почувствовал, что его сердце бьется все чаще и чаще. В его объятиях была теплая, обмякшая Елена, его Елена, когда-то пожертвовашая ради него жизнью. Сейчас они были только вдвоем, они принадлежали друг другу, и Стефану не хотелось ничего менять. Этому наслаждению не мешала даже быстро усиливающаяся боль в верхней челюсти; она сменилась удовольствием от ощущения теплых Елениных губ, которые, дразня, приоткрылись под его губами подобно крыльям бабочки.
