От моста долетали крики, ругань. Он сначала думал обойти это место, но почему-то пошел туда.
На асфальте, не обращая внимания на проходящие машины, дрались четверо. У всех одежда была порвана, лица окровавленные. Трое били одного.
— Остановитесь, что делаете?
Никто его не слышал или не хотел слышать. Тогда Федор схватил за рукав сгорбленного, бородатого мужчину:
— Остановитесь!
Только он сказал это, как слева ударили его по голове, аж потемнело в глазах. Федор разозлился — никто его не бил, сколько он себя помнит.
Перехватил руку, вывернул — и вот лежит один в сугробе. Ударом посадил на асфальт бородатого. Третий и сам упал. Они бормотали что-то, лежа в снегу, а человек, которого били, будто сумасшедший, хохотал и показывал на них пальцем. Федор узнал своего бригадира.
— Молодец, молодец! Спас меня от этих волков. — Богдан едва стоял на ногах. — Мужик! Так им и надо. Захотели победить меня, Ваську Богдана, первого бойца монтажного управления. Сволочи, тьфу! Помоги дойти до дома.
Федор обхватил его за плечи, хотя и было противно смотреть на эту окровавленную рожу, и повел домой. Из магазина выбежала Татьяна, заохала:
— Кто тебя бил?
— Это не меня, — неохотно ответил Федор, — а его.
— Почему же у тебя на лице кровь? — Она платочком провела по его лицу, показала на Богдана: — Это тоже ваш?
— Наш…
По дороге Богдан пытался петь, но, видимо, забыл слова и только повторял одну строчку. Последние метры к дому Федор его уже нес на себе. Перед дверью Богдан стал на ноги, застегнул куртку, и Федору показалось, что он трезвый, потому что глаза смотрели уверенно и ясно.
— Прошу, заходи. — Он сам открыл дверь.
— Нет, мне надо идти.
— Не бойся.
— Чего мне бояться? — Федор первым вошел в хату.
Тэкля готовила ужин.
— Тэкля, дай гостю сесть, — сказал Богдан с порога.
— Пожалуйста, пожалуйста. — Тэкля полотенцем накрыла табурет. — Присаживайтесь, уважаемый.
— Готовь стол, Тэкля, — приказал Богдан.
— Нет, я пойду, — поднялся Федор с табурета.
— Что вы, как можно. Видите, первый день у меня квартирует Василь, а слушаюсь его лучше, чем мужа, — говорила Тэкля. — И почему это так? Такой уж он добрый, что хоть к ране прикладывай, только глаза очень острые.
Вышла из комнаты Тэклина мать, посмотрела на них, будто молния блеснула, прошептала:
— Нету на вас беды. Чтоб вы… — и хрипло закашлялась.
— Зачем вы так, мать? — сказал Богдан. — Мы хотим как люди, чтобы все было хорошо и правильно. — Он вздохнул. — Все Богдан плохой… Знает ли кто, что я этими руками построил сотни километров электролиний? О которых в песне поется:
