– Да! – кричу я. – Я умею играть на фоно!
А чего это я кричу?
– Я толкую не про твой малютку-синтезатор, – говорит Джим, закатывая глаза, – на котором тебе только и надо, что ткнуть в клавишу «демозапись», а потом притворяться, будто ты и в самом деле звездецовый пианист.
– Козел, да хоть что. Я тебе на нем ТАК «Лелейте любовь» под «Кул-энд-гэнг»[38] сбацаю, что ты даже и не заметишь. ТЫ. ДАЖЕ. НЕ ЗАМЕТИШЬ.
Откидываюсь головой на диванную спинку, пытаясь сообразить, с чегой-то потолок кружится.
Потолки же не должны двигаться, так? Если бы потолки двигались, то и полы задвигались бы. Тогда б уж нам никогда не понежиться в покое, как брокколи[39]. Мы б всю дорогу двигались, как в комнате смеха с ходящими ходуном полами. Комнаты смеха – такая мерзость. В комнатах смеха есть клоуны. Клоуны всю дорогу двигаются, потому как им надо добраться до тебя и слопать твое лицо, пока ты спишь. Вот интересно, смог бы движущийся потолок прибить клоуна, а?
– ДА МНЕ ДАЖЕ ЭТА ОФИГЕНЬ, «ЗЕЛЕНЫЕ ЯЙЦА», НЕ НРАВИТСЯ! – орет из кухни Дрю, все еще сердито глазеющий на свой мобильник.
– На своем синтезаторе я когда-то наигрывал «Падает, падает Лондонский мост» и «Китайское рагу».
От, е-мое. Сказал: «Китайское рагу», когда обирался: «Китайские палочки».
– Кита-а‑а‑а‑айское рагу, кита-а‑а‑а‑айское рагу, – затянул я.
– «Лондонский мост» – МИЛАЯ песенка! Погодь, я знаю! Ты должен увезти ее в Париж и сделать предложение. Ведь Лондонский мост как раз там, верно? – спрашивает Джим, хватая со столика бутылку текилы и делая приличный глоток.
– Я не знаю. Кармела каталась в Париж, и все там было погано и хреново. Не хочу, чтоб Клэр было погано, когда я буду предложение делать.
Джим тупо уставился на меня.
– Кто такая эта самая Кармела, мать ее так? Ты что, Клэр обманываешь? Да я ТЕБЕ ПАСТЬ ПОРВУ! – вопит Джим.
– Козел, остынь. Кармела Сопрано, из кино. Помнишь? Тони отправил ее в Париж вместе с ее подружкой Ро, чтоб она смогла «найти себя». С его стороны, это и впрямь было красивым жестом, потому как он уже начал подбивать клинья под ту русскую телку, – напомнил я.
– Слышь, морда драная. Тебе известно, что эти людишки живут только у тебя в телевизоре, а? ИХ. В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ. НЕТ, – убеждал Джим.
– Возьми свои слова обратно, – угрожающе зашипел я. – Сейчас же возьми их обратно.
– БЕНОМАТЬ, СЭМ-Я! – визжал Дрю в мобильник, держа его перед собой.
– И в любом случае, по-моему, Лондонский мост перенесли. Он теперь в Аризоне или в какой-то такой же хрени, – разъясняю я, отбираю у Джима бутылку и ставлю ее себе на бедро.
