Часа через два после этого я спустился в кубрик. Дэвид сидел на своей койке. У него была горячка. Я подошел к нему.
– Ну что, брат Дэвид, каково тебе?
– Хорошо! – сказал он отрывисто и не оборачиваясь ко мне.
– Ты не знаешь, с кем говоришь. Я Девис.
Дэвид обернулся.
– Мистер Девис, – сказал он, поднимаясь на одной руке и устремив на меня глаза – лихорадочно блестевшие глаза. – Мистер Девис, если вы точно мистер Девис, вы мой благодетель. Боб рассказывал мне, что вы просили капитана выпустить меня из тюрьмы. Без вас я бы вышел оттуда не прежде других и мне не привелось бы в последний раз взглянуть на Англию… Воздай вам Господь за это!
– Полно отчаиваться, брат Дэвид, ты еще будешь в Англии и заживешь, как раньше, с женой и детьми. Капитан наш – человек прекрасный: он обещал мне, что отпустит тебя, как только мы вернемся.
– Да, прекрасный человек! – сказал Дэвид с досадой. – А позволил этому злодею лейтенанту бить меня, как собаку… А ведь капитан-то знал наверняка, что я ни в чем не виноват.
– Он не мог совсем избавить тебя от наказания, любезный друг, в службе старший всегда прав, это первое правило дисциплины.
Видя, что мои слова не успокаивают, а, напротив, только раздражают его, я подозвал Боба, который сидел на свернутом канате и потягивал водку, данную для примочки. Я велел ему потолковать с Дэвидом, а сам пошел на палубу.
Там все было так спокойно, как будто ничего чрезвычайного не происходило: даже воспоминание о сцене, которую я описал, изгладилось из памяти, как след корабля в ста футах от кормы. Погода была прекрасная, ветер свежий, и мы шли со скоростью восьми узлов в час. Капитан мерными шагами машинально прохаживался по шканцам, видно было, что его что-то тревожит. Я остановился на почтительном расстоянии от него: он раза два или три подходил ко мне и опять возвращался, наконец поднял голову и заметил меня.
– Ну что? – сказал он.
– У него горячка с бредом, – сказал я, чтобы в случае, если Дэвид будет делать какие-нибудь угрозы, их приписали его болезни.
Мы ходили некоторое время рядом, не глядя друг на друга, потом, помолчав несколько минут, капитан, чтобы переменить разговор, вдруг сказал:
– Как вы думаете, мистер Девис, на какой мы теперь широте?
– Да я думаю, почти на широте мыса Мондего, – сказал я.
– Точно так, для новичка это очень много. Завтра мы обогнем мыс Сант-Вонсенто, и, если вон это облачко, похожее на лежащего льва, не подшутит над нами, послезавтра вечером мы будем в Гибралтаре.
