Ничто, кроме опасности, которую представляли мне, не могло возвысить меня в моих глазах. Моя роль во всех этих событиях прилична была бы шакалу, а не льву. Но, как только стало ясно, что моя жизнь подвергалась опасности, как только речь зашла о поединке, который мог бы закончиться победой, я возликовал: победа всегда облагораживает – это талисман, который превращает свинец в золото.
В это время в Плимуте пробило восемь часов, я мог добраться до Уоллсмита часа за полтора, а товарищи мои часа за два. Я простился с ними – Борк, смягчая свой грубый голос насколько можно, пожелал мне успеха, и я пустился в путь.
Стояла осень, погода была холодная и пасмурная, облака, подобно безмолвным волнам, катились в нескольких футах над моей головой, порывистый ветер вдруг налетал и так же скоро падал, сгибая деревья и срывая с них остальные листья, которые били меня по лицу. Луна, не выглядывая, разливала сквозь облака какой-то сероватый, болезненный свет, время от времени начинал лить дождь, потом превращался в изморозь и снова шел ливнем; пройдя мили две, я вспотел и между тем продрог. Однако я продолжал идти или, лучше сказать, бежать, посреди этого мрачного безмолвия, которое нарушалось только стонами земли и слезами неба. Во всю жизнь мою я не видывал ночи печальнее этой.
Мрачная ночь и то, что меня ожидало, до такой степени занимали мои мысли, что я шел полтора часа, ни на минуту не замедляя шага, и между тем нисколько не устал; наконец я увидел огни в Уоллсмите. Я остановился немножко, чтобы осмотреться, мне надо было пройти в таверну Джемми прямо, не спрашивая. Расспросы сразу же возбудили бы подозрения, потому что нет матроса, который бы не знал этой таверны. Но так как с того места, где я остановился, видна была только куча домов, то я решился войти в деревню, надеясь, что как-нибудь угадаю. И точно, попав на первую улицу, я сразу же увидел на другом конце ее фонарь, который, как говорили мне товарищи, висит у дверей таверны. Я пошел прямо туда, вспомнив пословицу, что смелость города берет. Кабак Джемми, по крайней мере, не старался обманывать честного народа почтенной наружностью: то был настоящий разбойничий притон, дверь была узенькая и низкая, как в тюрьму, вверху находилось отверстие, которое в тавернах называется частенько «шпионским окном», потому что, действительно, хозяин смотрит сквозь него, кто пришел. Я стал глядеть сквозь решетку в этом окошке, но за ним был какой-то темный подвал, и только сквозь щели дверей следующей комнаты пробивался свет, по крайней мере, я видел, что там кто-то есть.
