Первую зиму, которую помню, я провел очень весело. Снега было с избытком, и Том выдумывал множество средств – силков, сетей и прочего, – чтобы ловить птичек, которые, не находя пищи на полях, приближались к жилищам. Батюшка отдал нам большой сарай, и Том велел закрыть его спереди частой решеткой, сквозь которую не смогли бы пролететь даже маленькие птички. В этот сарай мы сажали своих пленников, и они находили там обильную пищу и убежище на нескольких сосенках, которые стояли в кадках. Я помню, что к концу зимы пленных у меня было бесчисленное множество.
Я только и делал, что смотрел на них, ни за что на свете не желая возвращаться в комнаты, и меня с трудом могли зазвать к обеду. Матушка сначала боялась, чтоб это не повредило моему здоровью, но батюшка щипал меня за толстые румяные щеки, показывал их матушке, она успокаивалась и отпускала опять к птичнику. Весной Том объявил, что мы выпустим своих невольных пленников. Я решительно воспротивился, но матушка с легкостью доказала мне, что я не имею никакого права удерживать бедных птичек, которых изловил и заточил хитростью. Она объяснила мне, что несправедливо пользоваться нуждой бедного для того, чтобы обращать его в рабство. Как только на деревьях появились первые почки, она показала мне, что птички стараются вырваться, чтобы свободно порхать посреди оживающей природы, и разбиваются в кровь о железную сетку, которая не дает им наслаждаться волей. Одна из них как-то ночью умерла – матушка сказала мне, что это из-за тоски по воле. В тот же день я отворил клетку, и все птички с громким чириканьем вылетели в парк.
Вечером Том взял меня за руку и, не говоря ни слова, повел к птичнику. Я был в восхищении, увидев, что он почти так же полон, как был утром: три четверти моих маленьких гостей, заметив, что зелень в парке еще не достаточно густа, чтобы защитить их от холодного ночного ветра, вернулись на свои сосенки, мирно растущие под надежной крышей, и весело распевали, как будто благодаря меня за гостеприимство. В радости своей я побежал рассказать об этом происшествии матушке, и она, пользуясь случаем, объяснила мне, что такое благодарность.
На другой день утром я побежал к своему птичнику и увидел, что мои питомцы опять разлетелись, за исключением нескольких воробьев, которые и не собирались в путь. Они, напротив, делали разные приготовления, чтобы завладеть местами, которые им оставили товарищи. Том показал мне, что они переносят в клюве соломинки и хворостинки, и объяснил, что они делают это для того, чтобы свить гнезда. Я прыгал от радости, думая о том, что у меня будут маленькие птички, что я увижу, как они станут расти, и что мне не нужно будет для этого лазить по деревьям, как делал прежде Том.
